Эффект Нобеля
Шрифт:
Диктофон привычным движением вынырнул из сумки, прильнул к губам владелицы.
– Итак, мы в логове серого кардинала Калтыга, а возможно, и больше. За глаза его называют Богом. Обращает на себя старомодность обстановки…
Охранник непринужденно выхватил прибор, мгновенно справился с отключением. Аппарат исчез в кармане пиджака.
– Аудио- и видеозапись исключены из соображений безопасности. Диктофон получите на выходе, – едва разжались плотно сомкнутые губы человека, умеющего молчать.
– И что мне теперь делать?! Ручкой
– Не хотите писать – запоминайте.
– Веселенькое интервью получится! Ладно, куда идти?
– Сначала сюда. – Жилистая рука указала на комнату. – Мы должны вас обыскать.
– Точнее облапать. – Настырная особа хихикнула. – Но я не против.
Константин Петрович полубрезгливо оглядел тельце журналистки.
– Не беспокойтесь, у нас в штате есть женщины.
После соблюдения формальностей начальник охраны подвел представительницу четвертой власти к двери кабинета, заглянул внутрь.
– Михаил Иванович, пришла Вера Гольц.
– Пусть проходит.
Охранник захлопнул дверь перед любопытным носом шагнувшей к двери.
– Хотите дать мне какой-то совет? – Вера глядела вызывающе.
– Не называйте его ни серым кардиналом, ни Богом.
– Он так боится правды?
– Скорее не любит бесстыдства.
– Ааа… Ну, я пойду?
Константин Петрович распахнул дверь. Вера вошла в кабинет, перенесенный из прошлой жизни.
– Доброе утро, Вера Павловна. – Лугинин привстал, приветствуя даму, указал на кресло у стола из эвенги.
– Доброе утро, Михаил Иванович! – Гольц расплылась в наигранной улыбке, доковыляла до кресла, виляя бедрами. – Ваш охранник бесцеремонно отобрал у меня диктофон! И, если вы хотите, чтобы наше интервью состоялось, должны обеспечить меня ручкой и бумагой.
– Ну, во-первых, раз забрал, непременно отдаст. А во-вторых, я не настаиваю, давно не давал интервью и не собирался.
– Но вы проиграли пари! Так что не отвертитесь. – Журналистка просияла, словно начищенная бляха. – Вообще, как так получилось, что вы поставили против команды города, которую сами же спонсируете?
– Кто ж знал, что мы выбьем «Спартак»? Да и вы предложили хороший вариант. Ваша назойливость, иного слова не подберу, мне серьезно надоела.
Выпятилась плоская грудь, Гольц деланно рассмеялась.
– А как так получилось, что мы до сих пор играем во второй лиге? С вашими-то финансовыми возможностями…
– За те десять лет, что я осел в городе, надо было решить массу других вопросов. Увы, более важных, чем футбол, как это не прискорбно для болельщика. Но думаю, со следующего сезона все пойдет по нарастающей.
Вера пробежалась взглядом по столу. Удивилась, увидев потертую книжку В.Степанова «Все бельчонок делал сам», с картонными страницам в палец толщиной. Лугинин поспешно убрал в стол.
– Купил как-то, думал внучке почитать. Почему-то всегда хотел иметь внучку. Но Бог не дал…
«Книжка дочери!» – мелькнула мысль, а вслух Вера произнесла:
– А
Олигарх протянул.
– Хм, я думала, у вас какая-то дорогая бумага, с вензелечками… Да и ручка самая заурядная.
– Все эти дорогие «дешевые» понты я оставил в столице. Единственное, что взял, этот кабинет, больше из консерватизма.
– Что так? Доходы упали?
– Наоборот. Просто это все наносное, ненужное.
– А почему вы отказываетесь от интервью? Вы же умный человек, в отличие от тех, кому, действительно, лучше таиться.
– Чтобы я не сказал, все равно будет истолковано превратно. К тому же, еще не факт, что напечатают. Вот, полюбуйтесь. – Михаил Иванович достал из верхнего ящика листки, сложил перед Верой. – Мое последнее интервью. Так и не вышло.
Гольц пробежалась.
«Погиб Лех Качиньский – один из главных врагов России. Даже своей смертью насолил ненавидимой стране… Нам нужно меньше каяться! Это мы-русские можем осуждать Сталина, всем прочим надо дать по зубам – осуждайте геноцид индейцев в Северной Америке! А мы их на парад приглашаем. По сердцу России прошли те, кто вчера разбомбил Ирак, те, кто крышует наркобизнес в Афганистане, те, кто завтра разнесет Иран… Что это за гуманизм, так сильно любящий людей, что готов их убивать? Что это за парад?! Что за объединение народов? Чем больше российская власть объединяется с Западом, тем дальше она от Русского Народа! Думаю, позволив французам подписать акт о капитуляции во Второй мировой, мы оказали громадную честь Франции, продержавшейся всего шесть недель. А Польша? Она тоже победила? Раздавленная в считанные дни! Позор!»
– Это уже давно неактуально. – Журналистка взяла бумагу, начали стенографировать. – Вернемся на десять лет назад. Что заставило вас так круто изменить свою жизнь – покинуть Москву и переехать в наш город?
– Желание меняться. Перебрался сюда, где ранее имел «дачу», чтобы заняться чистым созиданием – идеальным городом, пусть это и звучит слишком пафосно.
– Все знают, что вы многое сделали для Калтыга: установили верховенство закона, активно развился не только туризм, но и другие отрасли промышленности, город фактически избавился от преступности… Но в начале пути, наш город был поделен между преступными группировками, сросшимися с властью. Как вам удалось разрубить «гордиев узел»? Они ведь фактически были уничтожены.
– Лес рубят, щепки летят.
– Значит, вы не отрицаете, что действовали бандитскими методами?
Олигарх откинулся на спинку кресла:
– Даже если я исповедуюсь вам, как священнице, вряд ли это интервью напечатает ваш главред.
– Вы и его держите на коротком поводке?
– Нет. Закон должен быть один для всех. И я был бы последним негодяем, если бы установил свои порядки, а сам бы им не подчинялся. Стоял выше Закона.
– Но ведь все власть предержащие именно так и поступают.