Эффект ореола

Янг Кристина

– Что ты здесь делаешь? – повторяю я свой вопрос.

– Приехал передать тебе дело еще одного подозреваемого. Сын богатенького дяденьки орал на всю допросную, что будет отвечать только на твои вопросы. Да и папенька его готов вывалить кучу денег за освобождение сына. Возьмешься?

Вилсон протягивает мне папку с делом. Я принимаю подношение и открываю первую страницу, чтобы понять, за что его взяли. Мне достаточно было прочитать всего одну строку, где описывается причина задержания, после чего равнодушно закрываю дело и возвращаю Вилсону.

Он

вскидывает брови вверх и неуверенно принимает у меня папку.

– Нет. Пусть отвечает за свои деяния, – строгим голосом пояснила я свои действия.

– Ты могла бы хотя бы встретиться с ним, чтобы делать такие выводы.

– Мне хватит того, что я прочитала. Я не собираюсь защищать того, кто в наркотическом опьянении избил своего друга, видимо, такого же наркомана.

– Ну, не знаю, такие деньги предлагают, – пробурчал Вилсон, опустив глаза. – Ты можешь вытащить даже виновного.

Я ухмыльнулась.

– За столько лет знакомства ты так и не понял, что закон для меня все? Это истина и справедливость, и никакие деньги не заставят меня поменять своего решения. Я лишь раз изменила своим принципам и то, ради тебя.

Я тыкнула в его грудь пальцем, после чего Вилсон поднял на меня виноватые глаза и вздохнул.

Он – мой хороший друг и сержант полиции, идущий уже второй год на повышение. Он часто заглядывает ко мне, поскольку большинство подозреваемых в качестве защитника хотят видеть меня. Я либо отказываю, либо соглашаюсь. Середины, где я раздумываю, попросту нет.

Я до жути рациональный человек, когда Вилсон немного мнительный. Не понимаю, как наша дружба до сих пор сохраняется вот уже два года спустя, как я начала работать адвокатом после долгого обучения.

Он проводил мне экскурсию в отделе, когда я впервые пришла туда, чтобы встретиться с клиентом. После чего мы обменялись номерами на всякий случай. Когда Вилсон понял, насколько блестяще я справляюсь со своей работой, он стал для меня вроде бы проводником к подозреваемым. Первый год он рекомендовал меня всем. Сейчас же приходит, потому что хотят видеть меня сами.

Действительно лучшими друзьями мы стали, когда Вилсон обратился ко мне совершенно отчаянный и практически стоял передо мной на коленях. Помощь теперь требовалась ему. Но эта помощь предполагала нарушение своих собственных принципов, что для меня удар под дых. Для меня это недопустимо. До сих пор порой размышляю, когда Вилсон сумел стать для меня важным человеком, если я пошла на поводу его мольбы.

– Ладно, я спешу, – решила я как можно скорее замять свои слова.

Еще моя особенность по отношению к Вилсону – я стараюсь не обидеть его своими словами, хотя это плохо получается, ведь я неудержима, а если сделала это, то жалею.

– Что-то случилось? – поинтересовался он с тревожным видом.

Я взъерошила волосы на макушке и смахнула их за спину. Тяжело вздохнув, я прикусила нижнюю губу, не находя сил и желания выдвигать свои откровения в тяжелый для меня день.

Вилсон, кажется, все понял по выражению моего лица. Оно потерянное, уставшее и сердитое.

–

Точно. Сегодня же…

– Десятое июля, – перебила я его, показывая, что не желаю углубляться в эту тему.

– Может мне тебя подвести?

– Нет, не нужно. Я сама справлюсь, – резко отбросила я его помощь и захлопнула дверь в кабинет, закрывая ее на ключ.

В холле, где должна сидеть моя ассистентка, пусто и холодно. Я не стала заводить ее, поскольку поняла, что мне одной довольно комфортно работать при звуке мониторов и принтера.

Мы с Вилсоном вошли в лифт. Я нажала на кнопку первого этажа и спустя несколько секунд мы уже шли по огромному белоснежному холлу делового здания, который населен людьми. Они, как муравьи, спешат по своим делам, не видя ничего и никого вокруг.

Мы покинули здание Сиграм-билдинг, в котором находится мой офис, и попрощались.

Я села в свой белый «Мерседес», завела двигатель и помчалась к сестре, которая наверняка уже давно ждет меня на кладбище. Я держала путь на север Манхэттена, который займет у меня пол часа времени.

Сердце в груди билось размеренно и тихо, но вот душа полна переживаний и страданий, что мешает мне свободно дышать. Я крепко сжимаю руль, чтобы как-то игнорировать тряску рук и судорожно выдыхаю. Останавливаюсь перед машиной, когда образуется пробка и смотрю в сторону.

Сквозь последние сегодняшние солнечные лучи, которые медленно уходят за горизонт, виднеется река Гудзон, вдоль которой проезжает поток машин.

Я решаюсь включить поворотник и съехать в сторону, на место стоянки дороги. Выхожу из машины и приближаюсь к перилам, которые огораживают дорогу от реки.

Вдыхаю в себя воздух и медленно выпускаю, смотря на завораживающий закат. Очень хотелось надеяться, что хотя бы этот впечатляющий природный вид успокоит мои оголенные нервы. Стараюсь дышать глубоко и не уходить в пучину мрачных мыслей.

Черта с два у меня получается контролировать себя!

В этот день у меня душа наизнанку выворачивается, поскольку является самым ужасным днем, который мне довелось пережить. Каждый год он повторяется и, вроде как, уже можно спокойно реагировать на события четырёхлетней давности. Но каждый раз, просыпаясь десятого июля, я будто заново окунаюсь в те душераздирающие моменты и ничего не могу с собой поделать. Это уже какая-та заложенная во мне программа.

Я дрожащей рукой достаю из кармана своей кожанки пачку элитных не крепких сигарет и прижимаю одну между губами. Пытаюсь справиться с зажигалкой и зажечь сигарету, но когда дрожат руки они словно становятся бесполезными.

– Черт! – бормочу я, тряся в руке зажигалку, с которой не могу справиться.

Я сосредоточилась и, наконец, зажгла эту несчастную сигарету, вдыхая в себя дым. Я не считаюсь постоянным курильщиком, но иногда это вынужденная мера, когда я невольно погружаюсь в тяготеющие меня воспоминания. Это стало что-то вроде психического сдвига, – когда я тянусь за сигаретой, потому что меня настигает нервный срыв.