Эффект плато. Как преодолеть застой и двигаться дальше
Шрифт:
Требования к программному продукту быстро меняются. Появляются новые технологии, и вчерашние конструкции крайне быстро становятся устаревшими. Требования, которые когда-то были необходимы пользователям, устаревают еще до того, как продукт отгружен. Наличие таких динамических систем, в которых все постоянно меняется, означает, что стабильный курс, заложенный дизайнерами в самом начале, ведет программы прямой дорогой к ненужности и забвению.
К этому времени большинство проектов, созданных по модели водопада, достигали стадии завершения – они были либо уже не нужны, либо требовали полной перестройки. Результат – задержки, рост бюджетов. Короче говоря, возникали некоторые из самых дорогостоящих плато в современном бизнесе. Проведенный в то время опрос работников сферы ИТ показал, что треть проектов в области разработки программ для бизнеса была прекращена до момента окончания, а у половины завершенных затраты на завершение превысили бюджет в два раза {141} . Отрасль должна была измениться.
141
The Standish Group,
Модель, использовавшаяся для создания программ, была жесткой, а потребности, связанные с ней, – динамичными. Когда у нас имеется жесткая модель для чего-то, меняющегося часто (и быстро), дело заканчивается хаосом.
Подход Бека состоял в том, чтобы отказаться от структуры и связанной с ней видимости стабильности. Его мантра состояла всего из двух слов – приветствуйте изменения. Манифест гибкости предполагает высокую степень проворства. Если вам когда-нибудь доводилось работать над созданием программ или хотя бы работать в рамках какого-нибудь большого проекта, вы поймете, насколько бунтарскими были идеи Бека. Благодаря гибкой разработке новые программы создаются небольшими и изолированными блоками. Разработчики должны создавать черновые проекты, которыми могут поделиться с заинтересованными лицами (только представьте себе!), не за годы, не за месяцы, а за недели! В сущности, временные требования Манифеста гибкости предполагают, что программисты проектируют и кодируют рабочую модель своих подпроектов, а также предоставляют к ней доступ в течение периода от одной до четырех недель. Более того, Манифест гибкости включает в себя совершенно невероятный прежде принцип, согласно которому «требования к изменениям приветствуются даже на поздних этапах разработки». Иными словами, Манифест позволяет менеджерам и торговому персоналу оценить рынок и произвести корректировки курса. Если что-то движется к неудаче, он заставляет эти неудачи возникнуть как можно быстрее и не откладывать неизбежное.
Вот как Бек описывает процесс вождения машины:
«Я отлично помню первый день, когда сел за руль. Мы с мамой ехали на автомобиле по шоссе около города Чико в Калифорнии. Прямая дорога тянулась прямо до горизонта. Мама разрешила мне дотянуться до руля с пассажирского сиденья. Она дала мне почувствовать, как движение руля влияет на направление автомобиля. Затем она сказала мне: “Вот как нужно ехать. Направляй машину вдоль полосы движения прямо до горизонта”.
Я очень осторожно взялся за руль и повел машину. Она держалась прямо на середине полосы. Все шло отлично, и я даже начал думать о чем-то другом…
Мои мысли вновь вернулись к вождению, как только машина наехала на кучку гравия и резко вильнула. Мама, смелость которой поражает меня до сих пор, мягко вернула машину на нужную траекторию. Мое сердце затрепетало. Затем она преподала мне еще один урок вождения: “Вождение – это не движение в нужном направлении. Вождение связано с постоянным вниманием и небольшими корректировками то в одну, то в другую сторону”.
В этом и заключается парадигма XP. Сохраняйте внимание. Адаптируйтесь. Меняйтесь».
Большинство из нас живут по модели водопада, однако современная жизнь все сильнее требует гибкого подхода. Если мы не сохраняем внимание и не адаптируемся, то начинаем понемногу терпеть поражение и со временем сходим с нужного пути. Мы отказываемся замечать ветры перемен, сигнализирующие о приближающейся буре. Мы продолжаем надеяться на то, что нарушившиеся связи или ужасная работа каким-то образом станут лучше. Мы продолжаем вкладывать время и силы, хотя в глубине души знаем, что направляемся в сторону плато, не приносящего нам никакой награды. Кажется, что изменения руководят нами откуда-то извне. Смещение с траектории представляется нам результатом неправильного выбора, однако в реальности речь идет о целом ряде ситуаций выбора: когда нужно продолжать, а когда – останавливаться (и мы чаще всего выбираем продолжение). Остановка кажется нам признанием неудачи, а большинству из нас присущ смертельный страх поражения.
Медленное поражение кажется нам вполне естественным, поскольку нам сложно заметить, что ситуация вокруг нас постепенно ухудшается. Если вы бросите лягушку в кастрюлю с кипящей водой, она тут же выпрыгнет наружу. Но если вы положите ее в воду, которая еще не успела нагреться, она может не заметить изменений и не выпрыгнет. Подобно ей, мы сами не замечаем, когда пересекаем опасный порог. Наука способна немало сказать нам об этом типе постепенно накапливающихся неудач и о том, почему нам так сложно их замечать.
Ответ находится на пересечении психологии и физики в рамках концепции, известной под названием едва заметных отличий, или JND (just noticeable differences) {142} . Психологи понимают под этим термином величину изменений, достаточную для того, чтобы мы ее заметили. Едва заметные отличия имеют собственный закон: для того чтобы изменения в интенсивности стимулирования оказались заметными, они должны составлять определенный процент, и этот процент постоянный для того или иного стимула. В данном случае слово процент крайне важно. К примеру,
142
Корни этой концепции тянутся с 1800-х годов, однако самое детальное ее описание можно найти в работе D. A. Booth and R. P. J. Freeman, «Discriminative measurement of feature integration», Acta Psychologica 84, p. 1–16.
Именно вследствие действия закона заметных отличий родители не понимают, насколько сильно их новорожденный ребенок вырос за неделю, пока пришедший в гости друг не воскликнет: «Не могу поверить, как сильно вырос ваш малыш!» С точки зрения друга, недельный рост произошел чуть ли не мгновенно. Для родителей, которые видят своего ребенка каждый день, этот постепенный ежечасный рост находится за пределами рамок едва заметных отличий. Маркетеры – это эксперты в использовании едва заметных отличий в своих интересах. Если они немного снизят количество крекеров в упаковке, этого никто не заметит. Подобные действия не попадают под радар JND, что позволяет компаниям повышать свою прибыль. Если же они потом предложат рынку «огромную» упаковку, то это действие точно привлечет всеобщее внимание, поскольку воспринимаемое повышение оказывается выше уровня едва заметного отличия. Вы можете отслеживать постепенное изменение, только когда у вас есть некая точка для сравнения, своеобразный маркер – например, друг, приходящий к вам с определенной периодичностью, или одежда, которая внезапно перестает налезать на ребенка. При отсутствии подобных маркеров мы будем сидеть в постепенно нагревающейся воде, как лягушка, и ничего не замечать.
Принцип едва заметных отличий помогает нам понять, почему мы продолжаем стремиться вперед, даже оказавшись на плато, – мы просто не понимаем, насколько меньше получаем за свои усилия. Однако как только вы поймете суть принципа едва заметных отличий, то сможете противостоять этому. Установив ясные и объективные маркеры, вы сумеете увидеть степень своего прогресса и определить, что работает, а что – нет, исправить ошибки и двигаться дальше. Будь у лягушки градусник, она знала бы, когда нужно выпрыгивать и двигаться в более безопасное место (типа раковины). Если же вода нагревается постепенно и лягушка слишком поздно понимает, что плавает в кипятке, вы получаете зеленый суп. При отсутствии объективных маркеров изменения могут происходить медленнее, чем едва заметные отличия, и в какой-то момент хорошая для вчерашнего дня модель сегодня устаревает. Общепринятая точка зрения становится плохим советом.
В XX веке мало кто спорил с тем, что собственный дом – яркое выражение великой американской мечты. Со времен Великой депрессии и вплоть до Великой рецессии 2008 года доля взрослых жителей Америки, владевших собственными домами, росла с довольно устойчивой степенью предсказуемости – с 44 процентов в 1940 году, через бум после Второй мировой войны, затем через распад крупных городов и оживление пригородов, до 69 процентов на пике развития пузыря на рынке жилья {143} . Каждой из 70 миллионов американских семей, купивших дом'a, говорили: «Покупка д'oма – это ключ к финансовой стабильности. Это значит, что вы американцы! Черт возьми, это значит, что вы взрослые люди!»
143
Данные переписи в США, Housing Vacancies and Homeownership. См.: www.census.gov/hhes/www/housing/hvs/historic/index.html.
Но, как мы знаем теперь, все, что говорилось этим семьям о стабильности, было неверным. Они применили старую модель к ситуации, которая менялась медленно, но осмысленно, и американская мечта превратилась в американский кошмар. За редкими исключениями, почти каждый, кто купил дом в период с 2002 по 2010 год, сделал «мудрый», однако невероятно болезненный с финансовой точки зрения выбор. К 2010 году 11 миллионов американских домохозяйств «ушли на дно», то есть были должны по закладным больше, чем стоили сами дома {144} . Это было не просто «бумажной» проблемой – сложившаяся ситуация ограничивала их гибкость. Домовладельцы, находящиеся в таком положении, часто не в состоянии переехать в другое место и найти лучшую работу, поскольку не могут позволить себе продать свои дома и принять на себя потери. Они не могут рефинансировать задолженность, чтобы получить более низкие процентные ставки. И они не могут перезаложить дома, чтобы заплатить долги по кредитным картам или рассчитаться за обучение. Они не могут вести себя гибко. Они «застревают».
144
Les Christie, «Underwater Borrowers Are on the Rise», CNN Money, March 1, 2012, money.cnn.com/2012/03/01/real_estate/underwater_borrowers/index.htm.