Ефим Сегал, контуженый сержант

Соболев Александр

– Да, отчасти и вообще...
– не стал уточнять Ефим.

Козыря сильно заинтриговало «отчасти и вообще», но из осторожности он предпочел не вдаваться в подробности.
– Нам подчиняются, кроме того, детские сады, ясли, пионерский лагерь, - перечислял он, - пожалуй, все. Есть куда руки приложить, тем более, если общественность, редакция будут нам помогать, - Козырь играл простака.

– Как вы считаете, чем редакция может сейчас конкретно вам помочь?
– в тон Козырю спросил Ефим.

Козырь молчал, словно прикидывая

что-то. Будь его полная воля, сказал бы: «Убирайся-ка ты отсюда к чертовой матери! Тоже мне помощничек выискался. И не суй свой длинный нос в мои дела. Думаешь, я тебя не вижу, лягаш?» Вместо этого он произнес вкрадчиво:

– Вам виднее, чем и как пособлять нам...

Ефим встал.

– Спасибо за беседу. Был рад познакомиться.

Козырь не заметил иронии.

– Не за что благодарить. Поможете - в долгу не останусь, - повторил он свою не то приманку, не то угрозу.

«Верно писали о нем рабкоры, - заключил Ефим, - скользкий, как угорь, себе на уме, жуликоватый. Поле деятельности теперь у него необъятное, в самую пору: «раззудись плечо, размахнись рука!», шапку об пол и... Но неужто на громадном предприятии не нашлось трезвого, образованного, по-настоящему делового человека, который соответствовал бы таком посту? Помимо всего прочего, Козырь дремуче невежественен...»

Вернувшись в редакцию, Сегал позвонил в отдел кадров Родионову.

– Хотел вас попросить, Андрей Николаевич, уделить мне полчасика. Есть неотложный разговор.

– Пожалуйста, заходите хоть сейчас.

– Давненько мы с вами не виделись, Ефим Моисеевич, - дружески поприветствовал Родионов Сегала, - садитесь, рассказывайте, как поживаете, трудитесь...

– Что вам сказать, Андрей Николаевич, вся жизнь, по преимуществу, в работе, тружусь в меру сил.

– Сверх меры, сверх, - поправил Родионов, - воюете здесь, как на фронте. Знал бы тогда, в прошлом году, отправил бы вас на пересылку, в военкомат... Шучу, конечно, но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Уж очень вы беспокойная личность!

– Личность - это, наверно, хорошо?
– улыбнулся Ефим.
– Спасибо за комплимент.

– Не смейтесь, я вполне серьезно. И хватаете вы, скажу вам откровенно, через край... А здоровье у вас какое? Чего стоила вам баталия с комбинатом питания? А чего достигли?..

«То же самое говорит Гапченко», - отметил про себя Ефим.

– Не смотрите на меня так выразительно, - продолжал Родионов.
– Я-то полностью одобряю ваши действия и, честно говоря, восхищаюсь вами. Мне по-человечески жаль вас. Поймите, вы можете плохо кончить. Поверьте мне, пожилому человеку: либо вы, при вашей «прочности», сами свалитесь, либо вас собьют с ног. Если бы Яшек да Грызо были единицы, а Сегалов и им подобных хотя бы десятки! Однако дело обстоит как раз наоборот. И вы это знаете. На что же вы рассчитываете?

– На поддержку таких, например, людей, как вы, Андрей Николаевич.

– Хм!
– покачал

головой Родионов.
– Слабоватая я опора.

– А парторг ЦК товарищ Горина?

– Зоя Александровна - прекрасный человек! Но и ей против течения никак нельзя. Захлебнется! Попомните мое слово...

– Что же посоветуете мне делать, уважаемый Андрей Николаевич?

Помолчав, Родионов задумчиво произнес:

– К чему мои советы? Все равно вы меня не послушаетесь. И не потому, что не захотите - такова ваша природа! Видно, вы из тех, одержимых. Прав я?..

Ефим улыбнулся:

– Вы понимаете меня не только лучше Гапченко, но и врачей... и прочих доброжелателей в кавычках. Они мне в один голос поют: не лезь на стенку, руки-ноги поломаешь, а то и шею свернешь. Все равно плетью обуха не перешибешь! И никому из них в голову не приходит, что другим я быть не могу. В этом как раз и закавыка.

– Знаете, - по-отечески тепло сказал Родионов, - вы молодец!
– И с сожалением добавил: - Сам я, увы, «рожденный ползать».
– Он глубоко вздохнул: - Ну, так чем же я могу быть вам полезен сейчас?

– Я по поводу Козыря. Вы не разрешите ознакомиться с его личным делом?

Родионов оживился:

– Никак на Савву решили в атаку пойти?

– Угадали. Но прежде хотел бы узнать о нем, как можно больше. Я к вам прямо от него, имел честь познакомиться. У меня возникло два вопроса.

– Хотите, скажу, какие?
– перебил Родионов.
– Первый: что собой представляет Савва Козырь? Ответ вы надеетесь найти в документах личного дела, правильно говорю?

– Вполне, - подтвердил Ефим.

– Второй ваш вопрос: если Козырь такой фрукт, как вы думаете, то каким образом очутился в кресле помдирекгора? Не ошибся?

– Совершенно точно, - смеясь ответил Ефим, - дивлюсь вашей проницательности.

– При чем тут проницательность? Я не вчера родился, пора и умишка набраться... Дело Козыря можете не изучать: я знаю Савву давно, с детства, лет двадцать на одной улице жили... Анкетные данные? Они у него вполне подходящие: социальное происхождение - рабочий, социальное положение - служащий, член ВКП(б) с 1925-го года. Образования, правда, маловато - начальная школа. До революции работал токарем здесь же, на заводе. В Гражданскую вступил в комсомол, воевал. Вернулся на завод. Вступил в партию. Кадров тогда не было, назначили его на хозяйственную работу... Вот он и хозяйствует с тех пор.

– По форме вроде все на месте. А по существу?

– В том-то и дело, — с горечью сказал Родионов, — что в существо никто и никогда не вглядывался, избаловался он на хозяйственных должностях. Выродился из рабочего в черт-те кого, да кому до этого дело? Пристрастился к водочке, докатился до растраты. Года два отбывал наказание в местах не столь почетных.

– Теперь понятно, откуда у него блатное выражение - «на пушку берете», - усмехнулся Ефим.