Эфиоп (Книга 1)

Штерн Борис Гедальевич

Проснулся он от пристального взгляда. Дверь в туалет была открыта. К нему в окно со стороны Финского залива заглядывала черная голова. Ночь стояла белая, голова была черная, курчавая, с желтыми белками глаз, окно находилось на шестом этаже, но Гайдамака не очень-то испугался, потому что решил, что спит, а черная голова ему снится.

– Пошел вон, жидовская морда!
– пробормотал Гайдамака во сне.

Нет, он не был антисемитом в прямом смысле слова, но с тяжелого похмелья пробормотал первое простейшее оскорбление, которое пришло ему в голову. Потом он глотнул еще, перебрался с унитаза на матрац и опять уснул.

Но не в том дело.

Утром Гайдамака с еще более тяжелого похмелья стал вспоминать и сопоставлять: кто бы

это белой ночью в белом венчике из роз, в белой простыне, будто из бани вышел, мог ходить в тумане над водами Финского залива и в его прорубленное окно на шестом этаже заглядывать?

Гайдамака Блока читал, но давно, и до Иисуса Христа додуматься пока не посмел, хотя понял, что его посетил некто божественный, - наверно, папа римский, на которого он наехал. Дальше папы римского религиозная фантазия у Гайдамаки не пошла. И обозвал он папу римского "жидовскою мордой" потому, что папа показался ему похожим на палестинского лидера Ясира Арафата. Папы римские - они тоже архаровцы, потому что сожгли Галилея, так оправдывал себя Гайдамака. Но чем дальше он думал, тем больше понимал, что папе римскому бродить по водам Финского залива - большой нонсенс, и тем больше подкрадывалось к нему страшное подозрение о персонаже Блока из поэмы "Двенадцать".

Гайдамака перепугался до бледности и холодного пота. В самом деле - что же это такое? Он надел видавшую виды велосипедную кепочку с широким козырьком, закинул на плечо свой знаменитый гоночный велосипед "Кольнаго" с дисковыми колесами, крикнул соседке с Люськой, чтоб присмотрели за квартирой, и пустился в велосипедное паломничество из Гуляй-града в Киево-Печерскую лавру к своему знакомому попу-летописцу отцу Павлу, и, приехав, стал осаждать преподобного отца преглупым вопросом: мол, хочу знать, какой национальности был Иисус Христос?

_____________________

1 Критериум - велогонка по уличным лабиринтам.

2 Очень плохо (польск.).

3 Римский форум (итал.).

4 Колизей (итал.).

5 Капитолий (итал.).

6 Собор и площадь Святого Петра (итал.)

ГЛАВА 5

ПРЕДИСЛОВИЕ

Если читатель не одобрит этот роман, я буду удивлен.

Если одобрит, я буду удивлен еще больше.

Ж. Лабрюйер

Автор, испытывая стойкую неприязнь к предисловиям (роман еще не прочитан, а его уже объясняют), послесловиям (роман уже прочитан, а его зачем-то объясняют), по чувствуя необходимость изложить свой взгляд на свой роман и тем самым предупредить недоумения, которые могут возникнуть у просвещенного читателя, решил приводить свои соображения там и так, где и как ему это будет удобно.

ГЛАВА 6

СЕЙ ШКИПЕР БЫЛ ТОТ ШКИПЕР СЛАВНЫЙ,

кем наша двинулась земля.

А. Пушкин

Гамилькар свистнул Черчиллю, тот спланировал ему на голову, вцепился в волосы, сложил крылья, и они покинули Офир в поисках Атлантиды, Эльдорадо и Бахчисарайского фонтана. Тут же началась империалистическая война. Империалисты всех стран накинулись друг на друга. Макконнен XII удалился в Эдем*1. Атлантида была неизвестно где, а Эльдорадо - тем более. Наверно, где-то в Южной Америке. Бахчисарай со своим фонтаном находился в Крыму. Путь к филиалу рая перекрыли германские субмарины, а итальянцы кинули глаз на беззащитную Африку. Пароходик Гамилькара "Лиульта Люси" колесил по Средиземному морю под итальянским флагом, потому что Гамилькару, хотя и не любившему итальянцев, пришлось, прикрываясь их флагом, принять участие в империалистической бойне на стороне Антанты, чтобы под шумок спасти свою родину от итальянского протектората, а самому заделаться офирским Pohouyam'ом.

Но сейчас он рвался в Россию, в Крым, в Бахчисарай, на Север, в тундру, не все ли равно, где искать Эльдорадо? Чем Крым не Эльдорадо?
– хотя здесь чертовски холодно. Гумилев рвался к теплым морям, а Гамилькар - к Северному Ледовитому ("Блядовитому", - говорил Гумилев) океану. Но турки закрыли и Босфор, и Дарданеллы и не пропускали

Гамилькара в Крым. Он ходил рядом с проливами, пока однажды в неспокойном море рядом с "Лиультой" не всплыла английская подводная лодка и на мостик вышел сам морской бог Уинстон Черчилль в прорезиненном плаще, в адмиральской фуражке, с сигарой в зубах и с бокалом коньяка в руке.

– Не разменяете ли сто долларов?
– крикнул Гамплькар.

– Не слышу!

– Сто долларов!
– Гамилькар помахал промокшей купюрой с портретом Бенджамина Франклина. Это был пароль.

– Не захватил мелочи!
– крикнул Черчилль. Это был ответ. Его бульдожий тезка слетел с головы Гамилькара, перелетел с "Лиульты" на субмарину и уселся на фуражку сэра Уинстона.

– Хороший, хороший, - засмеялся тот, макнул свой толстый мизинец в коньяк и дал купидону облизать.

Потом сэр Уинстон прочитал рекомендательное письмо от Макконнена XII, которое начиналось словами "Дорогой Тони!", сказал: "Wеll"*2, пригласил Гамилькара в капитанский кубрик, имел с ним непродолжительную беседу и написал ему рекомендательные письма для турецкого президента Ататюрка и для Верховного Главнокомандующего России - Черчилль хотел было написать имя Врангеля, но передумал, потому что Главнокомандующие в России часто сменялись - с просьбой о всяческом содействии "подателю сего". На этом они распрощались. Сэр Уипстон отдал честь, сказал: "That's аll"*3 и погрузился в пучину.

Сам черт мог ногу сломать в планах Гамилькара. Пепел древнего Карфагена стучал в его сердце, боевые слоны Ганнибала вот уже два тысячелетия продолжали идти на Север. Запада и Востока для Гамилькара не существовало, весь мир он делил на Юг и Север, а все человечество - на черных и белых, с поправкой на то, что и среди черных встречаются плохие люди, а среди белых попадаются хорошие. Но сейчас волею судьбы его занесло освобождать Россию от каких-то красных.

О России Гамилькар много слышал от своего русского друга, поэта и натуралиста Nikolas'a Goumilyoff'a*4, когда тот в поисках рая в тайне от царских властей по поддельному паспорту на имя гражданина Клауса Стефана Шкфорцопфа посещал Офир. Гумилев действовал по наитию, полагаясь на судьбу и на встречу с Гамилькаром, доплывал до Джибути, а потом с тяжелым мешком за плечами по стратегической аддис-абебской железной дороге шел в столицу Эфиопии, напевая известную железнодорожную песенку:

А поезд был набит битком,

А я, как фрайер с котелком,

По шпалам, бля,

По шпалам, бля,

По шпалам!.

Какой-то стрелочник-езда

Остановил вcе поезда

Свобода, бля, Свобода, бля, Свобода!

Так, по шпалам, по шпалам, он добирался до Аддис-Абебы, уступая дорогу дребезжащим поездам. Паровозы с граммофонными трубами пыхтели, фыркали, лязгали, рассыпали искры и тащили по рельсам вихляющие крокодильи туловища зеленых вагонов с открытыми купе посередине и с выходами в пустыню по обе стороны. Путнику следовало отойти подальше от насыпи, потому что в открытых выходах и тамбурах стояли эфиопы и, высунув свои могучие черные елдаки, с ветерком удобряли насыпь желтыми струями - у африканцев считалось высшим шиком облегчиться по ходу поезда, и потому вдоль железной дороги круглый год хорошо росла трава и паслись овцы, страусы и одичавшие купидоны - в Африке ничего не пропадает зря.

Офир был где-то рядом, здесь уже пахло Офиром. Но и на железнодорожной обочине надо было смотреть в оба. Однажды он наблюдал гонку на беговых купидонах - мимо него вдоль ж.д. со скоростью скорого поезда промчалась кавалькада с черными ездоками без седел. Гонки на купидонах - национальный вид спорта в Офире, еще первый президент МОК де Кубертен предлагал сделать дерби на беговых купидонах олимпийским видом спорта, но Макконнен XII вежливо оставил предложение без ответа. Гонки традиционно проходят вдоль железной дороги Джибути - Аддис-Абеба по имени "Джибутийская ж.д.", а потом из Аддис-Абебы по пустыне до Райских ворот.