Эфирное время
Шрифт:
– Интеллего дерьмовое, молчать! – кричал музыкант Георгий. – Правильно Ленин характеризовал интеллигенцию. Он-то побольше других ушей Амана сожрал!
– Так он по себе и судил! – закричал наш Ильич. – Он же знал, что говорит, сам же интеллигент.
– А нынешние даже и такого имени не заслуживают. – Это проснулся социолог Ахрипов. – Если они уже педерастам дают зелёную улицу, знаете, как их зовут? Либерастами.
– Звук прибавьте, – попросил я Николая Ивановича.
– Сейчас некогда. Не волнуйтесь, все их слова записываются. Если интересно, потом сделаем распечатку. Вообще крепко выражаются. –
– Они и сами в состоянии заразить кого угодно.
– Да уж. Выключить?
– Минуточку. – Я поглядел на моих знакомцев. Они по-прежнему жили там, в избе, в этом реальном – или уже ирреальном? – времени, плавали за стеклом экрана, как рыбы в мутной воде. – То есть все они, и я, и тот, предыдущий, о котором я хотел бы узнать побольше, все были у вас под колпаком?
– А как вы думали? – даже обиженно ответил Николай Иванович. – Не можем же мы за просто так, за здорово живёшь такую артель содержать. Правда, сейчас скинули с довольствия: не оправдали надежд. То есть специалисты они, любой и каждый, на все сто, но по выводам исследований разочаровали. Сейчас пустили их на беспривязное содержание, в масштабах, конечно, ограниченных. Кто сопьётся, кто… да что мы о них?
– То есть отсюда они уже не выйдут?
– А зачем? – хладнокровно ответил Николай Иванович. – Им уже некуда возвращаться. Да и не надо. Зачем? Мы в известности не нуждаемся.
– Возьмите подписку о неразглашении.
– Ну не детский же сад, – упрекнул Николай Иванович. – Подписка. Но попробуем ещё их использовать. Так! Переодевайтесь, вас проводят.
– Николай Иванович, ещё просьба – показать дом Ивана Ивановича.
– А кто это? – спросил Николай Иванович.
– Так, ерунда, – неожиданно для себя отговорился я. – А вот вопрос: могу я им отсюда что-то сказать? Они же меня начальником считают.
– Вообще не практикуем. Хотя? Хотя что мы теряем? Как гром небесный ваш голос прозвучит.
– Честно скажу, ещё из-за того прошу, – объяснил я, – мне надо увериться, что не сплю, что всё происходит у них и здесь в одно и то же время.
– Да ради Бога! Только замечу, это для них будет впервые. Пожалуйста, короче, несколько слов. – Николай Иванович опять ткнул куда-то в клавиатуру. В избе раздался сигнал, который звучит в аэропорту перед объявлениями. Все там прямо вскинулись и замерли.
– Слышно меня? – спросил я в микрофон.
– Так точно! – первым очнулся оборонщик.
– Поняли, кто с вами говорит?
– Д-да! – как выстрелил оборонщик. – Товарищи офицеры!
Все вскочили.
– Слушать и выполнять! – скомандовал я. – С этой минуты приказываю встать на просушку! Резко протрезветь! Как поняли?
– Так точно! – отрапортовал оборонщик.
– Конец связи.
Экран погас и стал обычным матовым стеклом.
– Лихо вы их, – подметил Николай Иванович. – Идемте.
Мы пошли по коврам зимнего сада, и Николай Иванович, как бы между прочим, спросил:
– А вчера, ближе к вечеру, вы куда-то прогуливались?
Я чуть не сказал про Ивана Ивановича, но что-то остановило меня.
– Проветривался.
То есть, подумал я, Иван Иваныч у них не под колпаком. Зачем-то же мелькнула эта мысль?
– Николай Иванович, – сказал я, – благодарю за откровенность и надеюсь на её продолжение.
– К вашим услугам.
– Итак, зачем я вам?
Он на ходу поправил какое-то экзотическое растение в керамической вазе, потыкал указательным пальцем в землю цветка, покачал головой.
– Сухо. Работнички. – И ко мне: – Вы говорили, что у России нет никаких секретов. Но согласитесь, это и есть секрет.
– То есть чего это она всё никак не помрёт?
– Хотя бы так спросим.
– Россию хранил Удерживающий, царь православный. А нет его, кто хранит? Россия же жива. Хранит Господь Бог, Дух Святой. Матерь Божия. И это реальность. То есть никому не надо с нами связываться. А всё неймётся. Упование на золото да на оружие. Какой был великанище Голиаф? А как вооружен! Что рядом с ним Давид? Несерьёзно же. Но победил. Дело не в оружии, в духе. Бомбить стариков и детей ума много не надо, но ведь до поры до времени. Цивилизация Америки – путь в бездну с оплаченным питанием и проездом. Хорошо бы наших побольше с собой захватили.
– А вы кровожадны.
– Ничуть. Мораль демократии заглушает страх Божий, отсюда рост числа развратников. О них говорю. Их жалеть?
– Что вам, не всё равно, какая у кого ориентация? Вы об этом? Свобода.
– Ну вот пусть свободно и гибнут. Это же Россия – страна целомудрия. Помните картину «Апофеоз войны», пирамиды черепов? Это черепа педерастов Ближнего Востока. А Карфаген, Содом и Гоморра, Помпея? Все гибли от разврата. В России такой заразы не водилось.
– Всегда узнаёшь что-то новое. – Николай Иванович остановился, слегка повернул около цветка лампочку обогрева и освещения. – Забудем извращенцев. Вопрос: революция возможна сейчас в России?
– Нет. Революционеры банкирами стали. Хотя… хотя в России всё возможно. Рецепты революции прежние: три дня населению хлеба не давать, ворье и шпану из тюрем выпустить, винные склады сами разграбят. Как Ленин учил – телеграфы и банки взять. Телеграф уже необязательно, связи хватает, а банков, на радость шпане, стало побольше. Охранники тоже оживятся, и они не дураки гибнуть за буржуев. А для молодежи очень сладостна музыка водопадов осколков стекла разбитых витрин. Электростанции и водопровод взорвать, газом побаловаться. Бомбы с удовольствием будут бросать бомжи. Запасов взрывчатки – тонны. Но думаю, пока будет тихо. Помойки сейчас сытные, собаки хлеба не едят.
Николай Иванович неопределенно посжимал и поразжимал пальцы правой руки.
– Вообще, Николай Иванович, при разговоре о России надо всё время держать в уме, что ей нет аналогий. Глупость наших правителей в том, что они насильно тащат Россию в мировое сообщество. Да, мы на одной планете, но мы другие. И единственные. Мы от хлеба и зрелищ не погибнем. На шее у нас всегда сидели всякие захребетники. Но где они? Вопят из ада, завидуя нищему Лазарю. – Я подумал вдруг: а зачем я всё это ему говорю, такому умному?