Эфирное время
Шрифт:
– А их старцы, их предсказания?
– Да и мы своего завели.
– Нет, у них настоящие.
– Не перебивайте. – Голос основного докладчика. – Продолжайте.
– …Да, спасибо. Также пора, хотя, может, и преждевременно, обсудить планы перехода цивилизации избранных на запасные площадки.
– А Земля? – спросил кто-то.
– Ну, это просто – сместим земную ось. Ядерные заряды на обоих полюсах – один слева, другой справа – и качнём. Поможем ихнему Господу, ускорим день Икс, они его Страшным судом зовут. Вы же сами видите, как
Не говоря ни слова, я пошёл к выходу, по дороге сдирая с себя пиджак. В коридоре остановился и, не стесняясь Вики и Лоры, дежуривших у дверей, снял дорогие брюки и попросил прежние наряды. Мне вынесли всё моё – и куртку, и лыжи, и валенки. И Лора и Вика поцеловали меня в небритые щёчки. Лора нажала ладонью на грудной карман куртки.
У крыльца стоял новехонький сверкающий снегоход. Дверца в выпуклом боку откатилась, обнаружив тоже новенькие внутренности. Я торопливо, даже не подумав, что уезжаю, не простясь ни с кем, вошел в кабину, отделённую от водителя матовым стеклом, и меня лихо повлекли через тёмное пространство леса и сугробов. И везли довольно долго. Что ж это? Я и на лыжах добрался бы быстрее.
Но вот снегоход тормознул, потом опять немного проехал, снова остановился и замолчал. Дверца кабины отошла в сторону. Два человека в униформе, но уже в другой, в более дорогой, меня пригласили выйти:
– Лыжи оставьте.
Приходилось покоряться. Невысокое серое здание без окон напоминало какое-то хранилище. Молча вошли в открытые двери, ввели в лифт, нажали кнопку. Лифт ощутимо провалился и долго, мне показалось, падал. Мягко приземлились и оказались в просторном вестибюле. Мне вежливо указали на дверь, за которую уже не сопровождали. Дверь открылась сама.
Человек с лёгкой сединой в чёрных волосах, в зелёной рубашке под серой шерстяной кофтой протянул мне руку. Пригласил сесть.
– Даже и кофе не предлагаю. Задержу ненадолго. И дела никакого нет.
– Если дела нет, зачем тогда встреча? – спросил я. – Положение неравное: вы знаете обо мне всё или многое, я о вас – ничего.
– Хорошо, представлюсь. Я – кукловод кукловодов. Итак, речь о Церкви. Понравится ли вам утверждение, что Церковь в России уже как частная лавочка, да и не только в России? Но в России помногочисленней и поживее. Но это временное оживление после тысячелетия Крещения и прихода свободы. Уже идет отпадение, сокращение числа верующих.
– А мне кажется наоборот, – возразил я.
– Не обольщайтесь. Соединение с Зарубежной Церковью результатов не дало. Ждали усиления религиозного чувства. А оно падает.
– Опять не согласен. А постоянное увеличение участников крестных ходов?
– Агония. В любом случае Церковь обречена.
– Почему обречена?
– Сужает свободу.
– Какую? Разве кто-то отменил свободу воли? А свободу вседозволенности и надо сужать. Это показала демократия: в её свободе растет всё,
– Допустим, наполовину согласен. Только вы имеете в виду свободу, ещё не взятую в рамки закона. Поправим.
– Демократия неисправима. Она жадна, а жадность – наркотик. А наркомания – болезнь. А больные, не хотящие лечиться, сходят на нет.
Он немного прошел по кабинету.
– Но согласитесь, не наивно ли верить в спасение, ждать его, не пора ли задуматься: а чего это мы, ребята, ждём двадцать веков? Никто вам не мешал верить, и чего вы дождались?..
Тут я сразу перебил:
– Да как это не мешали? Во все века только и было пролитие крови: кто за Христа, кто против Христа. С востока, с запада, с юга! Как это не мешали?
– Но это войны за территории, рынки сбыта, сырьё, невольники, передел мира.
– Вообще, позвольте я скажу выстраданную истину. – Я даже встал. – В мире нет никакой истории, есть единственное во все времена: или мир становится ближе ко Христу, или отдаляется от Него. Никакой другой мировой истории нет.
Он тоже встал. Помолчал.
– Я бы согласился, если бы вы слово «Христос» заменили словом «Бог».
– А Христос и есть Бог.
– Пророк, предсказания Которого не сбылись.
– С чего вдруг? Всё время продолжают сбываться. Разве не идем мы к Его Второму пришествию? Нет, Он не пророк, Он Бог. Второе Лицо Троицы.
– Почему же тогда не Первое, если Бог? – Он сделал паузу: – Поймите, мы же не пугаем антихристом, мы, так сказать, не его шестёрки, мы как раз исполняем Писание: «Едино стадо, един Пастырь… Отрёт всякую слезу… ягнёнок возляжет со львом… несть ни эллина, ни иудея…»
– Так же и перед антихристом будут цитировать.
– То есть мы с вами не договоримся?
– О чем? – спросил я. – Иисус Христос – не Моисей, не Илия, не Иоанн, не Исайя, не Даниил, не Самуил, не другие. Не Магомед, не Будда Гаутама. Вот они – пророки. И все они говорили именно о приходе Христа как Бога.
– Тогда давайте очистим Его учение. Верить еврею?
– Какая может быть национальность у Сына Божия? И что за дело будет до национальности в грядущем огне? «Кая польза в крови моей, внегда сходить мне во истление?» Но вообще, прости, Господи, мы очень вольно рассуждаем о Господе. Господь непостижим. В Нём постижимо только одно: то, что Он непостижим.
– Но что же тогда, если учение такое хорошее, мир во зле лежит? И почему Господь, зная о склонности человека ко греху, не лишил его такой склонности? Нет, надо брать дело спасения в свои руки. И Господь, думаю, нас одобрит. И вас, если поймёте необходимость действия. – Он щёлкнул пальцами. – Есть силы, есть средства. В наших возможностях много чего. Ваша помощь нужна, чтобы вы, ваши друзья внедряли в общество мысль о спасении России в новых обстоятельствах времени демократии. Чтобы полюбовно. Без насилия.