Эфирное время

Крупин Владимир Дмитриевич

– Хорошо ещё, – откомментировал эту трагедию докладчик, – что миру не пришлось кормить эту ораву. – Меня передёрнуло. – Докладчик вещал далее: – Имеющие вскоре быть затопления, вначале прибрежий, хотя в них пока не верят, неизбежны. Людям придётся потерять всё. Их надо будет кормить за счет остальных. Это вызовет милосердие у немногих, а у основной массы – злобу.

Я слушал, но по-прежнему не мог понять позицию выступающего. За кого он? Послушаем ещё.

– То есть землёй обетованной ближайшего будущего будет именно Россия. И народ прежней обетованной

Земли её займёт. Может, он после взятия Иерусалима для того и был рассеян, чтобы узнать, где можно спастись в грядущем? Грядущее наступило, он узнал. Племя торговцев и финансистов владеет миром. Иначе и быть не могло. Крестьянин кормит людей, машинист возит, врач лечит, учитель учит, воин защищает, шахтёр добывает топливо, портной обшивает, повар стряпает, то есть любой труженик думает о других, только финансисты, торговцы, купцы думают о личной выгоде. Если они так думают два тысячелетия, до чего-то же они должны были додуматься. Пример – организация финансовых кризисов. Есть у тебя ресурсы или нет их, а хвостом виляй.

Просят выступить

Николай Иванович аккуратно положил передо мной полоску бумаги. На ней четко: «Вас попросят выступить. Два-три слова о России, о начале обретения ею места в мире, хорошо? О попытке улучшения демократии».

– У нас среди приглашенных, – как будто из темноты вскоре сказал председатель, – специалист по вопросам современного состояния России в мире. Сам он – выходец из низов, мнение его, полагаю, небезынтересно.

На экране предо мною крупно замигало: «Вам слово».

– Состояние? – Начав, я подумал, что надо же было как-то к ним обратиться: коллеги? господа? друзья? братья? Ничего не подходило. Ладно, обойдутся. – Состояние у России такое же, как и всегда, во все века, – тяжёлое.

– Но почему? – спросили из темноты.

– Россия – светильник, зажженный Богом перед лицом всего мира. А светильник не скроешь, стоит на высоком месте. И очень многим это не нравится. Он их освещает.

– Но это же хорошо, – усмехнулся кто-то, – на электричество не тратиться.

– Освещает не местность, – я решил быть спокойным, – а всю мерзость остального обезбоженного мира.

– М-да. – Это, по голосу, председатель. – И почему же в ваших работах настойчиво проводится мысль о невозможности введения демократии в Россию?

– Жадны и циничны демократы, поэтому. Жадны, видимо, от природы, а циничны от безнаказанности. Демократия позволяет им воровать, она не будит совесть. Врать для демократов – все равно что с горы катиться.

– А пример такого вранья можете привести?

– Говорят, что жизнь в России становится всё лучше, а на самом деле всё тревожнее. Частные интересы демократов не есть интересы России. Может, в этом ключ. Они смотрят на Россию как на территорию проживания и наживы. Чтобы их не сковырнули, внедряют в людей желание им подражать. Ну и так далее. Простите, я совсем не понимаю моей роли здесь. Где я? В масонской ложе?

– М-да, – снова уронил председатель.

А что мне было терять? Если бы я

неправду говорил. В конце концов, я же понимаю, что полностью в их руках. Ещё подумал: успеть бы написать послание своим, а как передать?

– Вопросы есть к докладчику?

– Ну уж, – я не мог не улыбнуться, – докладчик. Автор двух реплик. Можно и третью: когда кричат об интересах общества – значит, о человеке не думают. В России смертность долгие годы опережала рождаемость, развращение молодежи усиливается, пьянство, хулиганство, проституция, сиротство увеличивается, и вот всё это называется демократией.

– То есть, по вашему мнению, надо свергать это правительство?

– А что толку?

– То есть?

– То есть лучше не будет.

– Но как же не учитывать регулятор общественных отношений – рынок? – Это из темноты какой-то новый, незнакомый голос.

– Какой рынок? Вы как будто не слушали доклада, в докладе сказали, что забота о людях в рынке и не ночевала. Рынок в России позволяет сжирать конкурентов, травить людей некачественными продуктами, ширпотребом подпольных фабрик. Рынок – место действия жадности и корысти. А что такое рынок для культуры? Выставки похабщины, издевательство над всем святым? Порнография кино и театра. А что такое рынок для религии? – Я помолчал. – Думаю, что ничего нового я вам не сказал, и поэтому прошу возможности откланяться. С вашего позволения?

Я встал. Никто не удерживал. Дверь предо мной распахнулась. За дверью стояли Лора и Вика. Дверь за мной закрылась.

– О-о-ой! – громко и горестно воскликнул я, да так, что они испугались.

– Что, что с вами?

– Главный итог двадцатого века – то, что Россия бессмертна. Вот это предложение забыл сказать. Может, раз в жизни дали серьёзную трибуну, а я забыл. Вернуться уже неудобно. А?

– Да уж, – посочувствовали сёстры. – Тут главное – не подумать, а вслух сказать: тут же везде аппаратура, запись. Россия, значит, бессмертна?

– Как иначе? Она – Дом Пресвятой Богородицы, подножие Престола Царя Небесного.

– Так как же тогда Судный день? Всё же провалится, всё же сгорит. Или я не так поняла, мне книжку старец давал про Страшный суд? – это спросила умная Лора.

– Да-да, суд-то Страшный будет же, так ведь же? – это добавила Вика.

– Куда денешься, будет. Но вот Россия как раз его и пройдёт.

– Тогда перед судом вся сволота сюда и приползёт.

– Правильно Лорка догадалась? – спросила Вика.

– А откуда сволота узнает про суд? – резонно спросил я. – Ну что, красны девицы, отпустят меня ваши добры молодцы?

– Даже на вездеходе, – сказали они. – А хотите ещё послушать, о чём они после вас говорят? – Лора потыкала пальчиком в клавиатуру. На экране, в затемнении плавали тени голов. Голос докладчика был хорошо слышен.

– …но, конечно, будут и у них несгибаемые личности. Но много ли? Всегда были. Главное – обезлюдить пространства, для начала с полезными ископаемыми. Не стесняться в выборе средств. Вскоре и притворяться не надо будет…