Эфиррия
Шрифт:
Диналия, звонко смеясь над шуткой поварихи, перемывала огромные кастрюли, пока Эвелина протирала столы в обеденном зале. Звон, грохот разнёсся по помещению столовой, женский крик, на который бросилась Эвелина и застыла рядом с мойкой.
Широко распахнув глаза, она несколько мгновений беззвучно открывая рот смотрела на лежащую Диналию и красное пятно, которое разливалось под её головой. Тихий, свистящий вдох подруги вывел Эвелину из оцепенения и она упала на колени рядом с ещё живой подругой. Она не видела суеты вокруг, не слышала криков и причитаний поварих. Только хриплый
Эвелина не видела, как отшатнулись женщины, услышав её вопль полный боли разлетающейся души, не помнила, как брыкалась, когда её пытались оттащить от тела умершей подруги, как билась в истерике и проклинала Благостных.
Для девушки жизнь остановилась. Она просыпалась и смотрела пустым взглядом в потолок, лёжа на кровати в лекарской, глотала какую-то еду, которой её кормили с ложки, послушно шла за кем-то в душ и стояла куклой под струями воды. Сколько прошло времени она не знала, да и не важно было. Пока до неё как из-за густого тумана безысходности не донёсся зов.
Голос. Знакомый, родной.
— Лина, ну посмотри на меня, девочка, — услышала совсем рядом. Моргнула, повернула голову, наталкиваясь на потухший мужской взгляд.
— Вистар, — хрипло прошелестела, и в этот же момент как пузырёк из-под толщи воды вырвался из горла всхлип: — Вистар, — повторила едва слышно, прижимаясь к мужской груди и задыхаясь от рыданий.
Брат Диналии молча укачивал её, заключив в свои объятия.
Эвелина тогда долго, навзрыд плакала, не замечая, что и утешающий её Вистар также роняет слёзы. Горе сблизило их, и она позже поняла, что её влюблённость давно прошла. Осталась только душевная, щемящая сердце привязанность как к родному, старшему брату.
Потеря подруги сильно отразилась на характере Эвелины. Она решила во чтобы то ни стало поступить в академию на целительский факультет. Каждую ночь просыпалась с всхлипами на мокрой от слёз подушке. Недели, месяцы ей снился один и тот же сон — смерть Диналии. Как девушка с большой кастрюлей поскальзывается на влажном полу, и нелепо взмахнув руками — падает. Оглушающий удар затылком и подруга смотрит на неё застывшим взглядом.
Судорожно хватая воздух, Эвелина садилась на кровати и сжимала кулаки. Чувство острейшей вины терзало её. Она ведь была рядом, стояла и ничем не могла помочь.
— Я не против твоего поступления, — мягко улыбалась директриса интерната. — Но, Эвелина, ты должна быть готова к отказу. Ты же знаешь свой уровень дара. И если уж мы заговорили на эту тему — ты, как и все одарённые девушки уведомлена, как можно повысить единицы дара. Для выпускниц в уставе нет запрета на выход в город и встречи с молодыми людьми.
Да, Эвелина прекрасно знала, что при потере невинности высвобождается энергия и в большинстве случаев это ведёт к увеличению дара. Но стоило ей представить, что чьи-то руки коснутся её, что кто-то наклонится, чтобы поцеловать, девушку передёргивало от отвращения. Если раньше она представляла свой первый поцелуй
— Да, я понимаю, — кивала девушка. — И знаю о чём вы говорите. И непременно воспользуюсь подобной возможностью, если будет острая необходимость. Но для начала я всё же попробую поступить с тем уровнем дара, который у меня есть и конечно полагаюсь на знания.
И Эвелина поступила. Все пять лет она упорно зубрила, учила, практиковалась в госпиталях и лекарских. Прилагала массу усилий и в итоге завоевала уважение преподавателей и даже некоторых однокурсников.
На личной жизни девушка поставила крест. Считая себя дурнушкой, привычно сторонилась парней и, краснела, бледнела, лепетала несуразную чушь, когда кто-то из представителей мужского пола к ней обращался. Старалась побыстрее ретироваться и спрятаться в библиотеке, либо в лекарской, за что и получила прозвище «пещерный суслик».
Но ей нравилось так жить. Когда же она попала в штат реабилитационного центра, то её счастью не было предела. Всё казалось правильным и незыблемым, но все её убеждения, разбились на мельчайшие осколки, когда она встретила Кристэна.
Прикрыв глаза, Эвелина тоскливо улыбнулась, вспоминая первую встречу с будущим мужем. Красивый, статный, родовитый и одарённый мужчина, с бешено харизматичной улыбкой. Как лев в своём царстве вдруг из-за неведомой прихоти судьбы обратил своё королевское внимание на мышку.
Она влюбилась. Сумасшедшей, дикой любовью. Кристэн стал для неё воздухом, стал светом, смыслом её жизни.
Эвелина рассказала мужу историю своей жизни. И о нянечке, которой муж впоследствии купил домик неподалёку от их поместья, и о погибшей подруге и о Вистаре, к которому испытывала лишь родственные чувства.
Кристэн сначала хоть и ревностно, но с пониманием относился к её редким встречам с братом бывшей подруги, когда тот бывал проездом в их городе. Но позже среди знакомых поползли отвратительные слухи, и муж был вынужден наложить на них запрет.
— Эви, — объяснял он Эвелине, обнимая и успокаивающе поглаживая по спине: — ты пойми — я не препятствую твоему общению с… — Кристэн против воли скривился, прежде чем продолжить: — с Вистаром. Не буду лгать — мне неприятно знать о вашем общении, но! Я не препятствую! Всего лишь ограничиваю. Ты жена главы рода и должна понимать всю ответственность своего социального положения. Ты можешь общаться с ним через переписку, но от встреч должна будешь отказаться.
Эвелина понимала. Но чувствовала себя как меж двух огней.
Некоторое время этот вопрос не тревожил их маленькую семью, и Эвелина спокойно переписывалась с Вистаром, пока не нашёлся человек, который вытряхнул на мужа её прошлое.
— Почему? — зло сверкал глазами Кристэн. — Почему ты не сказала мне, что любила этого паскудного целителя?
Муж тогда был в такой ярости, что Эвелина не на шутку испугалась. С трудом, но все же объяснила, убедила, доказала Кристэну, что чувства к Вистару были, но они остались в прошлом и была то не любовь, а просто девичье восхищение, наивное, глупое.