Ефрейтор Икс [СИ]

Лексутов Сергей

Кузьменко натянуто засмеялся, проговорил:

— Шуток не понимаешь?..

— Я, понимаешь, учебку проходил в Барабинской роте. За год до меня там случай был. Два корефана служили, не разлей вода. Один пошел в самоволку, другой патрульным стоял. Ну, тот из самоволки возвращается, идет полем, пролез за проволоку. От него до вышки метров восемьсот, если не километр. Ну, этот, патрульный, пошутить решил. Зарядил патрон, и бахнул не целясь. Мол, все равно не попаду… Точнехонько в лобешник засадил! Грохнул своего кореша, короче… Вот такие штучки Господь иногда откалывает…

Никанор разлил следующую. Выпив,

Павел ощутил, что век поднять уже не в состоянии. Пристроив голову на телефон, ощутил, как куда-то проваливается, в мягкое, теплое, темное… Голоса все удалялись и удалялись…

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечи. Над ним склонялся Лаук. Увидев, что он открыл глаза, проговорил:

— Пошли в роту, поспишь до обеда. Во, разморило салагу…

— Сам ты салага… — проворчал Павел, стягивая сапоги. Солнце приятно пригрело один бок, к другому уютно привалился Котофеич и дрыхнет на спине, смешно сложив лапы на животе. — Ты бутылки выбрось в старый капонир… — и, пристроив голову рядом с телефоном, на мягкий бугорок, снова закрыл глаза.

Кто-то потянул за руку, голос Никанора проговорил:

— Пошли в роту, на койке выспишься…

— На солнышке лучше, — протянул Павел, не открывая глаз. — Катитесь… Не мешайте…

Резкий, долгий звук телефонного зуммера вытянул Павла из тяжелого, обморочного сна. Рука инстинктивным, привычным движением ухватила телефонную трубку. Котофеич уже самозабвенно терзал когтями гимнастерку на груди и взмякивыл дурным голосом. Он очень быстро начал нервно реагировать на телефонные звонки, еще месяца в три от роду.

Усилием воли, отодвинув не прошедший хмель, Павел проговорил в трубку:

— Пээрвэ на связи.

В трубке послышался голос оперативного дежурного, старшего лейтенанта Кравцова:

— Полная боевая готовность, — он всегда говорил спокойно и размеренно. Его гулкий голос бухал в трубку с размеренностью тарана в крепостные ворота.

— Есть, полная боевая готовность, — ответил Павел, всовывая босые ноги в сапоги.

Хвост Котофеича уже мелькнул над срезом кровли. Стукая каблуками хлябающих сапог, Павел прошел по подмосткам, включил преобразователь, влез в приборный отсек, включил приборы. Котофеич уселся перед экраном, с любопытством наблюдая за лучом развертки. После водки и огурцов с соленым салом, пить хотелось смертельно. Пока станция разогревалась, Павел сходил, включил печку, не забыв проверить, есть ли в чайнике вода. Чайник был полон. Хмель почти прошел, осталась тугая пустота внутри, будто внутренности висят, как стальной шар в магнитном поле.

Вернувшись в приборный отсек, Павел надел гарнитуру, доложил:

— Высотомер включен, к работе готов.

— Принято, — ухнул голос оперативного.

Тут Павел вспомнил, что у него теперь есть сменный оператор. Кстати, где он? По боевой готовности он уже давно должен быть на станции.

Сашка начал выдавать данные по целям. Павел прогнал антенну за ним, выдал высоты, снял сапоги, пристроил ноги на выступ надкрылка колеса, бросил туда же ремень. По всему чувствовалось, что сидеть ему придется долго.

В проеме двери вдруг появилась голова Волошина, над ней торчал ствол карабина с примкнутым штыком. Волошин поставил поднос на пол кабины, неуклюже полез в фургон.

— Штык откинь, вояка, — проговорил Павел, прикрыв микрофон

ладонью.

Со скрежетом зацепившись штыком, Волошин, наконец, влез в фургон, снял с плеча карабин, откинул штык, поставил карабин в угол. Поднял поднос и нерешительно огляделся.

— Поставь сюда, — проговорил Павел, подхватывая Котофеича и закидывая его на шкаф. Котофеич не обиделся, будто того и ждал, разлегся на шкафу, вытянув лапы.

— Ты что, патрульный? — спросил Павел.

— Ага. Все операторы и радисты по готовности разбежались, командир приказал весь суточный наряд заменить…

— Ну, дак иди на пост… — бросил Павел и повернулся к экрану.

Целей пока мало, но готовность объявили неспроста. Наверняка плановые учения, с выброской десантов и облетами контрольных целей. Павел поглядел на поднос. Полный обед. Хаджа расстарался, не знал, что Павел основательно закусил салом и колбасой. Есть не хотелось, хотелось пить. Павел выдал данные по целям. До следующей серии две минуты минимум. Он не торопясь, прошел в бомбоубежище, сполоснул заварник кипятком по всем правилам, засыпал чаю горсточку, залил на три четверти, накрыл новой суконной портянкой, вернулся в кабину, выдал данные. Поглядел на поднос, вздохнул; не пропадать же добру… Через силу выхлебал наваристый борщ. Хаджа хоть и таджик, а сала не жалел. Каким-то образом ему удавался очень вкусный борщ с салом. Выдал данные по целям, съел и второе. На третье был компот, это неплохо, с удовольствием выпил кружку компота, и пошел за чайником.

После первого же стакана почувствовал себя просто великолепно; растворилась тяжесть в голове, исчез противный привкус во рту.

Интуиция Павла не обманула. Хоть он и ошибся, решив, что начались учения. Просто, в системе ПВО что-то случилось, и роту продержали две недели в полной боевой готовности с постоянно работающими станциями. Волошин появлялся на станции только тогда, когда приносил еду. Павел спал по два три часа в бомбоубежище, положив голову на телефон. Когда полную боевую готовность, наконец, отменили, и Павел из последних сил поплелся в роту, страстно желая добраться до койки, его ждал неприятный сюрприз — рота строилась на плацу. Встав в строй, он мутно посмотрел на Кравцова. Тот покивал головой, прогудел своим трубным голосом:

— Молодец, отлично отработал.

— Дак чего было не работать, одни гражданские ходили… — пробурчал Павел, осторожно трогая слезящиеся глаза.

Тут послышалась команда "смирно". Павел вытянулся, равнодушно глядя перед собой, терпеливо дожидаясь, когда кончится это последнее истязание. К его несказанному изумлению, ему объявили благодарность за отличную работу. Он пробормотал: — "Служу Советскому Союзу". Встал в строй, спросил шепотом:

— Товарищ старший лейтенант, за что благодарность-то?

Кравцов пожал плечами, громыхнул:

— А я знаю?..

— Разговоры в строю! — сделал замечание командир. — Вольно, разойдись.

Павел поплелся в казарму. Машинально забрел на кухню, без аппетита поужинал, и пошел спать. Однако не спалось. То и дело в спальном помещении бухали сапоги. Наконец рота построилась на поверку. Когда дежурный по роте выкликнул:

— Ефрейтор Лоскутов!

Павел замогильным голосом проговорил:

— Ефрейтор Лоскутов геройски погиб на боевом посту. Прошу его больше не беспокоить.