Егерь: назад в СССР 2
Шрифт:
В субботу утром мы с Бегловым охотились на берегу Песенки. Георгий Петрович и Тимофеев взяли лодку и рано утром, ещё по темноте, выехали в озеро. Отец подумал и присоединился к ним.
— Староват я уже ногами уток из травы выгонять! — проворчал он. — То ли дело в лодке — посиживай себе, да постреливай!
Узнав, что мой отец хочет приехать на открытие охоты, Георгий Петрович предложил
Но отец отказался наотрез.
— Машина генералам положена, вот пусть генералы на ней и ездят, — заявил он. — А меня потом соседи расспросами замучают.
Тремя автобусами с пересадкой он добрался до Светлого. И даже оттуда пришёл пешком. Как раз успел к ужину.
Хорошо, хоть резиновую лодку на себе не притащил. Зато придирчиво осмотрел все плоскодонки на базе и выбрал самую, по его мнению, лучшую.
— Батя, — не выдержал я. — Темно уже! Что ты там разглядываешь? Идём за стол!
За ужином я почти не пил и внимательно следил, о чём Георгий Петрович с психотерапевтом расспрашивают отца. Но разговор шёл самый обычный, в основном — об охоте. Вспоминали всякие случаи.
Георгий Петрович рассказал, как мы с ним добирали раненого секача. Отец довольно кивал.
— Андрюха с малолетства со мной в лесу. Я его натаскал, как следует. Не хуже собаки. Помню, пошли как-то с ним на уток. Я ему свою одностволку дал старенькую. А у нас за городом болотина — и уток там тьма! Вот мы вечером и пошли, после работы. Не успели подойти к болотине — слетает кряква. Андрюха хлоп! — и сбил её влёт! Утка в воду и шмякнулась.
Отец рассмеялся, хитро щуря глаза.
— Я ему и говорю — молодец, сынок! Метко стреляешь. А кто теперь утку доставать будет? И тут он штаны скидывает — и в воду! А сентябрь уже, вода холодная! И ведь достал! Вылез — весь синий, губы трясутся. Но не упустил добычу.
Но сейчас лазить за утками в воду было не нужно. Арчи и Рони — два рыжих спаниеля — так и сновали в высокой траве впереди Беглова.
Доктор держал ружьё в руках, наготове. Я шёл позади него, поэтому моя двустволка спокойно висела на плече. Я теперь не охотник — егерь. Моё дело — организовать охоту, а стреляют пусть другие.
Две нагулявшие жир кряквы шумно сорвались из-под берега, испугавшись собак. Послышалось тревожное кряканье.
Беглов вскинул ружьё. Выстрел, второй!
Громкое эхо прокатилось по лесу, отразилось от воды и ушло вверх.
Одна из уток словно споткнулась в полёте и камнем рухнула в траву. Собаки рыжими молниями метнулись к ней.
Вторая с перепугу заложила широкий круг и шла прямо на нас.
— Андрей! Стреляй! — крикнул Беглов.
Но я только улыбнулся, провожая утку взглядом. Пусть летит. Хватит на мой век уток.
Со стороны озера тоже послышались выстрелы.
Из кустов показался Арчи. В зубах он
Открытие охоты состоялось.
Глава 13
— Цыц, хохлатые! Раскудахтались!
Баба Таня, кряхтя, наклонилась и стала собирать крупные коричневые яйца в крапинах свежего помета.
— Ужо всё обгадили! — беззлобно ругалась она недовольно квохчущих кур.
Яйца баба Таня складывала в алюминиевую миску, которая стояла на табуретке. С табуреткой и по дому, и по огороду ходить проще. Давеча с палкой пошла. Прислонила её к яблоне, а палка возьми, да упади в траву! Уж до чего шарила сослепу — насилу отыскала!
Конечно, с табуреткой медленнее. То ножкой за порог зацепишься, то за ступеньку.
Ну, так а куды торопиться? Молодые пусть торопятся. Пробегают всюю жизнь, потом оглянутся — где она, жизнь-то? И нету её.
А в старости и с табуреткой всё успеваш. Некуда торопиться, дак! А всё одно — забот много. Кур накорми, прости господи. Собаке тоже пожрать навари. В этом году и огород сажать не стала — воткнула редиску да лук.
А всё одно — травой зарастает, полоть надо. А полоть на табуретке — милое дело. Сиди себе, да дёргай траву.
Наклоняться только трудно — кровь в голову так и шибает. Катька-доктор говорит — это у вас давление, бабушка. Выдумает тоже! Чему там давить? Кровь шибает — вот и весь разговор.
Баба Таня вспомнила, как Катька нацепила ей на руку тугую повязку и стала качать в неё воздух какой-то резиновой штукой, сжимая её в кулаке. Повязка сильно сдавила плечо. Потом Катька что-то покрутила, и воздух стал медленно уходить, а Катька слушала у бабы Тани пульс.
— Сто восемьдесят на сто десять, — озабоченно сказала она. — вам бы в больнице полежать, Татьяна Семёновна!
Выдумала — в больнице! А кур на кого оставить, собаку? Огород травой зарастёт — не выдергаш потом.
С трудом выпрямившись, баба Таня постояла немного, держась рукой за дощатую стену курятника. В глазах кружились цветные звёздочки вперемешку в прозрачными, словно стеклянными мушками.
Трифон говорил про эти мушки. От них надо травку специальную заваривать и пить по утрам натощак. Только вот травка, как назло, кончилась.
И другая травка у Трифона есть — от ног. Заваришь в тазу, ноги туда опустишь на часок — и легчает! Колени меньше болят, и ходить легче.
Передохнув, баба Таня подняла табуретку и, переставляя её перед собой, медленно пошла к выходу. Куры за спиной успокаивались, рассаживались на нашест, собираясь подремать после сытной еды.
На улице, как всегда, ждал петух. Увидев хозяйку, он встопорщил гребень, зашаркал лапой по земле и воинственно закукурекал.
— Иди прочь, ирод! — прикрикнула на него баба Таня и замахнулась полотенцем, которое для такого случая висело на плече.