Егерь: заповедник
Шрифт:
Иду через пустую вокзальную площадь. Машинально бросаю взгляд на автобусную остановку. Их на площади несколько — две для городских автобусов и две для пригородных. Еще есть стоянка такси, на которой светит зеленым огоньком одинокая бежевая «Волга».
Я гляжу на остановку, где днем забирают пассажиров пригородные автобусы. Вижу скамейку под фонарем, а на скамейке — одинокую обмякшую фигуру. Фигура кажется мне знакомой.
Мгновение я не верю своим глазам. Потом сворачиваю и быстро
— Федор Игнатьевич!
Кажется, председатель спит.
Я трясу его за плечо, а он что-то бормочет, не просыпаясь. От него сильно пахнет водкой.
— Федор Игнатьевич, что случилось?
Моя машина стоит буквально в сотне метров от скамейки. Я поднимаю Федора Игнатьевича, пытаюсь забросить его руку себе на шею. Его не держат ноги. Спросонок он отталкивает меня. Потом узнает:
— Андрей?
— Поехали домой, Федор Игнатьевич, — говорю я.
— Сейчас!
Он пытается подняться.
И тут к нам подходит наряд милиции.
— Распиваем, граждане?
Понятно — мы для них выглядим, как два алкаша. Один потрезвее — и пытается утащить своего приятеля, который нализался в стельку.
Я показываю удостоверение — какое счастье, что оно у меня с собой. Прошу войти в положение.
— Это наш председатель, из Черемуховки. Ребята, давайте, я его домой отвезу. У меня машина рядом — вон она.
Милиционеры переглядываются.
— Он фронтовик, — использую я последний аргумент.
— Ну-ка, дыхни! — требует милиционер.
Я дышу ему в лицо, он недоверчиво принюхивается. Говорит второму:
— Вроде, трезвый.
На скамейке рядом с Федором Игнатьевичем — его портфель с бумагами. Портфель старый и потертый, но производит впечатление на милиционеров. Они машут рукой и даже помогают мне дотащить Федора Игнатьевича до машины.
Мы усаживаем его на пассажирское сиденье. Милиционер кладет на колени председателю портфель.
— Спасибо, — говорю я милиционерам.
Они козыряют и уходят, а я завожу машину. Немного прогреваю двигатель, включаю фары и осторожно трогаюсь с места. Ремней безопасности нет и в помине — кто о них слышал в семьдесят седьмом году?
Федор Игнатьевич тяжело наваливается плечом на дверцу. На мгновение просыпается.
— Андрей? Андрей Иванович! А мне в райкоме… такое…
Дальше он неразборчиво бормочет что-то себе под нос. Я слышу только ругательства.
— Завтра расскажешь, Федор Игнатьевич, — говорю я.
Мы уже выехали за город. Дорога на Киселево темна и пуста. Фары светят тускло, чернота ночи им не по зубам, и я вглядываюсь в темноту до боли в глазах.
Глава 13
Утром я первым делом иду узнать, как там Федор Игнатьевич.
Жена председателя, Мария Антоновна, собирается кормить кур. Она идет к сараю с большой эмалированной миской пшена и громко зовет:
— Цып-цып!
Куры сбегаются к ней.
— Андрей Иванович, — говорит мне Мария Антоновна, — спасибо, что вчера доставил моего старика.
— Как он? — спрашиваю я.
Мария Антоновна машет рукой, забыв про миску. Пшено сыплется на землю, куры, толкаясь, бросаются его клевать.
— Заклевали его вчера на собрании, — с горечью говорит она. — Набросились, прямо как эти куры. А все статья проклятая.
— Какая статья? В газете?
Вчера я ничего не добился от Федора Игнатьевича. Да не сильно и старался — важнее было доставить его домой.
— В газете, — кивает Мария Антоновна. — Да ты заходи, Андрей Иванович. Федор уже проснулся.
В этот момент и сам председатель выходит на крыльцо. В одной руке у него пачка папирос, в другой — сложенная газета.
Вид у Федора Игнатьевича порядком помятый — седые волосы растрепаны, глаза красные. Увидев меня, он отводит взгляд.
— Прости, Андрей Иванович, — хрипло говорит председатель. — Стыдоба-то какая. Напился и уснул на скамейке!
Ему невыносимо стыдно.
— Ничего, Федор Игнатьевич, — говорю я, чтобы его поддержать. — Все обошлось. Расскажешь, что случилось?
Вместо ответа он сует мне газету. Я разворачиваю ее и вижу заголовок, подчеркнутый красными чернилами:
«Пропадай, урожай».
— Что это? — спрашиваю я.
— Ты почитай, — кивает мне председатель.
Он пытается достать из пачки папиросу, но пальцы его не слушаются. Папироса падает в траву. Федор Игнатьевич раздраженно топчет ее ногой и достает другую. Мнет ее в пальцах.
Я читаю статью, и волосы у меня буквально встают дыбом.
Автор пишет о том, как в Черемуховке из-за халатного отношения руководителей совхоза чуть не пропал урожай картофеля. Чтобы его спасти, совхозу пришлось привлекать к уборке случайных людей — даже охотников и туристов.
От лица одного из туристов и написана статья. Написана гаденько — правда в ней причудливо перемешана с чудовищной ложью.
С одной стороны автор хвалит советских людей за неравнодушие и готовность прийти на помощь. С другой — недвусмысленно обвиняет руководство совхоза и председателя сельсовета в бесхозяйственности.
«Безалаберность… производственный травматизм… нарушение режима труда и отдыха…»
Трескучие пустые фразы.
Но я живо представляю, как больно Федору Игнатьевичу от каждого слова.