Егерь. Заповедник

Рудин Алекс

Мы с ним отходим в сторону.

– Неудобно получается, Андрей Иванович, – тихо говорит водитель. – Все же, открытие охоты. По традиции надо выпить. А тут – прямо комсомольская свадьба.

– Не перегибайте, – усмехаюсь я. – Выпейте, но в меру и с хорошей закуской. А потом ложитесь отдыхать. На рассвете я вас разбужу и выдам путевки.

– Так это другое дело! – обрадованно кивает водитель.

– Но учтите, кто переберет сверх меры – тому путевку не дам. Отправлю отсыпаться. Вы взрослые люди, должны понять.

– Да это

мы понимаем. Я сам прослежу, чтобы никто лишнего не выпил.

– Вот, и хорошо.

Мы возвращаемся к остальным охотникам. Водитель автобуса шепчет им пару слов, и хмурые лица веселеют.

– А теперь давайте размещаться, – объявляю я. – К сожалению, на базе только двенадцать коек. Остальным придется ночевать в новых домиках – это дальше по берегу. Сами разберетесь, кто куда?

– А лодки там есть? – спрашивает кто-то.

Я качаю головой.

– Лодок тоже на всех не хватит. Я предупреждал об этом товарища Тимофеева. Но можно поохотиться вдоль берега речки, там тоже держатся утки. Или на своих лодках.

– А далеко домики?

– Километра два отсюда. Дороги туда нет, только тропинка. Придется идти пешком. Решайте сами, кто пойдет.

Глава 5

Охотники переглядываются – на ночь глядя топать два лишних километра с рюкзаками никому не хочется.

– А баня будет? – громко спрашивает Болотников. – Товарищ Жмыхин всегда для охотников баню топил!

– Если воды наносите, будет и баня, – киваю я. – Дров мне не жалко. Решайте быстрее, кто пойдет в новые домики – скоро стемнеет.

– А если мы пойдем, – не унимается Болотников, – то путевки сейчас отметите?

– Нет, – усмехаюсь я. – Принесу на рассвете.

– До чего же вы недоверчивый человек, Андрей Иванович! И охота вам попусту ноги трудить?

– Это моя работа. Кстати, пока вы не ушли. Тимофеев обещал мне передать лицензии на кабана, десять бланков. У кого они?

– А у меня.

Болотников торжествующе улыбается. Гордится оказанным ему доверием. Ну, и радуется возможности уколоть меня.

Я спокойно протягиваю руку.

– Дайте, пожалуйста!

– Конечно, Андрей Иванович! Вот, держите!

Он достает из кармана бланки лицензий и протягивает мне. Я пересчитываю бланки – их ровно десять.

Кое-кто из охотников понимающе улыбается.

– Людям вы не верите, – укоризненно говорит Болотников. – Не то, что товарищ Тимофеев! Ладно, мы пойдем в домики. Только вы уж нас не подведите – принесите путевки.

Я молчу – еще не хватало мне в чем-то убеждать Болотникова.

Он машет рукой кому-то из своей компании и взваливает на плечи рюкзак. В рюкзаке негромко звякает стекло.

– Огурцы это, в банках – криво усмехается Болотников, поймав мой взгляд. – Или проверить хотите, Андрей Иванович?

– Не хочу, – коротко отвечаю я.

И обращаюсь к тем, кто остается на основной базе.

– Размещайтесь по комнатам. На базе

есть плитка, можно затопить печи. Хорошего отдыха!

Разместились охотники быстро – сказывался немалый опыт. Уже через десять минут они заняли койки и застелили газетами стол на улице. На газетах, как по волшебству, появились бутерброды, банки с тушенкой и килькой в томате, домашние огурцы и помидоры, крупно нарезанный ленинградский хлеб – круглый, темный, ароматный.

Ну, и водка, конечно. Но всего две бутылки – похоже, мужики всерьез восприняли мои слова.

Я усмехаюсь и иду смолить поврежденную лодку. Конечно, к завтрашнему утру она не будет полностью готова. Но пару дней поплавает, а потом вытащу ее на берег и переделаю снова. Зато у охотников будет на одну лодку больше.

Снова развожу огонь в обрезанной бочке. Сверху на два обрезка арматуры ставлю старый, проржавевший таз, а в него – ведро со смолой.

Пока смола разогревается, заново проверяю, как законопачены швы между досками. Наматываю остатки ветоши на палку – получается удобная кисть. Этой кистью я наношу горячую жидкую смолу на доски, тщательно промазывая швы. Пока смола не застыла, прохожу по швам деревянной лопаткой, втирая смолу в щели. А потом промазываю днище еще раз.

Ну, и хватит!

До утра смола подсохнет, и лодкой можно будет пользоваться.

Я мельком гляжу на небо, на котором сквозь облака проглядывает солнце, и решаю, что дождя сегодня не будет.

И тут слышу негромкий щелчок и замечаю какое-то движение в кустах неподалеку.

Я не сразу понимаю, что это. А потом вижу солнечный блик на стекле, и до меня доходит.

Кто-то, прячась в зарослях ивняка, фотографирует базу.

Я опускаю кисть в ведро со смолой и, не таясь, иду прямо к кустам.

Длинные верхушки кустов снова вздрагивают. Человек в серой штормовке с накинутым на голову капюшоном быстро уходит прочь от меня. Но потом остановился. Но вдруг останавливается, разворачивается ко мне лицом и отбрасывает капюшон.

Это Глеб. На его груди висит фотоаппарат. Не такой простенький, как моя любительская “Смена”, а профессиональный.

– Что ты здесь снимал? – спрашиваю я, подходя к нему.

Глеб отступает на шаг.

– А тебе какое дело? – с вызовом спрашивает он. – Что, фотоаппарат отнимешь? Ну, давай!

Он сжимает кулаки.

Я оборачиваюсь и быстрым взглядом окидываю базу. Ничего интересного там нет, кроме…

Кроме охотников, которые сидят за столом и непонимающе смотрят на нас. Некоторые держат в руках стопки.

И две злосчастные полупустые бутылки с водкой гордо красуются на виду.

– Зачем тебе это? – спрашиваю я Глеба.

– А что? Хочу и снимаю! Ты докажи, что я вас снимал! Просто птичку увидел, вот и все.

Глеб откровенно издевается.

Я недоуменно качаю головой. Этот взъерошенный пацан вызывает скорее жалость, чем злость.