Его большой день

Мориц Рудо

— Я за него ручаюсь, — сказал Адамчик.

Ребята молчали.

Они не знали, как поступить. Решил Вртиак:

— Раз так, пусть ждет в пять вечера на Ригле. И вы с ним приходите.

Так Лидке попал к партизанам, даже не сменив гитлеровской военной формы.

В тот же вечер большая группа партизан спустилась к лесопилке.

А к утру комнатушка Адамчиков была уже пуста. От немцев не осталось и следа, только угол флигеля повредило взрывом ручной гранаты.

Одну лишь

ошибку сделал пильщик. Когда Ганзелик говорил ему, что после случившегося нельзя оставаться на лесопилке, Адамчик ответил:

— Да уж как-нибудь останемся. Ведь наверх наши старые ноги нас не донесут.

— Мы донесем, — предложили партизаны, получившие от Шимака совершенно ясный приказ.

— Да зачем вам лишние рты?

— Об этом даже не говорите, — настаивал Ганзелик. — Ведь теперь они будут мстить. На лесопилке вам уже не жить спокойно.

— Господь бог добр, он охранит нас, — твердила свое Адамчикова.

А пильщик полностью подчинился жениному упрямству.

Увидев, что партизаны вернулись без Адамчиков, Шимак рассердился.

— Насильно их, что ли, тащить? — обиделся Ганзелик, чувствуя угрызения совести. Он не должен был уступать ни за что, это мучило его всю дорогу.

— А хотя бы и так, — поддержал Шимака Хорват. — Насильно, под конвоем.

— Умники, — проворчал Ганзелик и вытер пот со лба.

— Завтра за ними спуститесь, — решил командир.

— Хорошо, — согласился Ганзелик, и с души его как будто камень свалился. — Приведу их. Пусть под конвоем, но приведу, иначе не будет мне покоя. Иногда надо быть твердым как камень.

Но на другой день патруль увидел, что лесопилка под Кочкой сгорела дотла. А повыше под молодой березкой лежали два мертвых тела: старики с лесопилки.

Ганзелик готов был биться головой о стену. Теперь только он понял, что сделал, уступив им. Шишак ему этого не простит. И будет прав, черт возьми, будет прав: он получил приказ, надо было его выполнить!

Патруль похоронил Адамчиков с почестями.

Лютая зима

Леса уже начали пламенеть осенними красками.

В октябре Никита принял сообщение, которое взволновало весь отряд: советские войска прорвали фашистскую оборону у Дуклы.

— Они уже у нас! Теперь ждать недолго! — радовались партизаны; но Советская Армия должна была подготовить новое наступление на широком фронте, она не могла вырываться вперед лишь на одном участке.

А известия с мест боев, из Дубравы, Червена-Скалы, Крупины, а также из Зволена и Бистрицы, были все тревожнее.

«Отступаем…»

«Отступаем…»

«Обороняемся…»

— К черту такие сообщения!

Партизаны слушали их, сцепив зубы. И все чаще

отряд спускался в окрестные села, чтобы внести смятение во вражеские ряды, уничтожить боеприпасы и ослабить натиск.

Никита Владимирович помрачнел:

— Отступаем, отступаем… Да что это, в конце концов, за тактика? Если мы будем все время отступать, то попадем во Владивосток и свалимся прямо в Тихий океан!

Все соглашались с Никитой и чертыхались, кто вслух, кто про себя.

Потом пришло сообщение, что армия ушла в горы и будет вести партизанскую борьбу.

А в горы медленно, но уверенно пробиралась зима. Часто шел дождь, смешиваясь со снегом в отвратительную кашу.

Бача Брнчала сложил цедилки в мешок и отправился в долину. Пастух Матуш уже давно перестал быть пастухом. Он участвовал в боевых действиях отряда и совсем не собирался возвращаться в село с овцами.

— И мне что-то неохота, — пожимал плечами Брнчала. — Но что поделаешь? Ведь овцы зимой здесь подохнут. Погибнут.

— А мы их поедим! — рассмеялись партизаны, хотя говорили совершенно серьезно.

— Да, ведь и так их уже немного осталось, — махнул рукой бача. — Из отары, что я пригнал сюда весной, половину мы, пожалуй, съели.

До сих пор отряду не приходилось заботиться о провианте. Бача давно перестал носить сыр в село, которое находилось, как говорил Брнчала, в другом мире. Сыр, жинчица, а порой и овца — все это доставалось партизанам.

Но теперь, когда не станет ни сыра, ни мяса, для отряда наступят тяжелые времена. Снегу выпадет выше метра, и в села попасть будет трудно. Придется прекратить вылазки. Зима отрежет их от долин.

А что потом?..

Как перезимовать?

— Послушайте, бача, несколько овец надо оставить, — решительно сказал Шимак: в штабе уже давно решили, что не дадут увести в село всех овец.

— И так газды мне уши оторвут и от должности бачи откажут, — защищался Брнчала.

Не то чтобы он не хотел оставить, нет, но в другие годы скряги газды даже только что родившихся ягнят собирали и пересчитывали. Он вообще не представлял себе, чем это кончится. Прийти вниз, в другой мир, с пустыми руками. Это катастрофа.

— Ничего вам не сделают, бача. А если немцы съедят баранину, кого тогда будут скареды газды ругать, а?

— Оставайся здесь с отарой, — предложил Хорват.

— Сколько у тебя овец? — спросил Никита.

— Немного больше тридцати осталось.

— Если хотите по-хорошему, можете увести вниз половину, — таково было последнее слово командира отряда.

— Это не имеет смысла, — засмеялся Хорват. — Ей-богу, не имеет.

Он был прав. И Брнчала предпочел остаться с овцами наверху.