Его девственница
Шрифт:
Берт пренебрежительно отмахивается от меня.
– Она все еще мучает меня, пытаясь заставить отказаться от сигар, - говорит он. – Утверждает, что они прикончат меня. А я говорю ей, что я и так достаточно близок к смерти, и что сигара и щедрая порция виски не принесут мне никакого дерьма.
Я закатываю глаза.
– Близок к смерти, - смеюсь я. – Не сказал бы, что ты стучишься к смерти в дверь.
– Я старый человек. Как только я откажусь от виски и сигар, я одной ногой ступлю в могилу. А затем я поговорю об этом уже с Апостолом
С тех пор как я начал по утрам (плохо) играть в шахматы с Бертом, Глория всегда придиралась к нему на счет отказа от сигар и виски. Он никогда не откажется от них, а она никогда не перестанет докучать ему этой темой. Это один из тех незыблемых фактов жизни, одна из тех вещей, которые постоянны.
Дождливо или солнечно, мы говорим о моем писательстве и внуках Глории и Берта.
Я делаю еще один ход.
– Ты уверен, что человек, с которым ты будешь говорить, будет Апостол Петр, а не человек в красном?
– Смотрю, кто-то сегодня расшутился.
– Ранее утро делает меня жизнерадостным, - я смотрю на свои часы. – Мне надо вернуться домой и принять душ перед занятиями. Сколько у меня осталось ходов до того, как ты меня разгромишь?
– Ну, ты хочешь, чтобы я был добр к тебе или чтобы сказал правду?
Я преувеличенно вздыхаю.
– Я когда-нибудь просил тебя пощадить меня? Выкладывай горькую правду.
– Четыре, - говорит он.
– Блядь. Четыре хода? Ты шутишь? Черт возьми, я думал, что становлюсь лучше.
– Твои навыки улучшились, - уверят он, показывая, какими именно ходами он собирался закончить игру.
– Но знаешь, кто действительно хорош? Твоя девушка.
– Моя кто? Какая девушка? – сначала я действительно не понимаю, о ком он говорит.
– Дороти, - объясняет он. – Она умная девочка.
Я и не знал, что она играет в шахматы. Конечно, неудивительно, что я не знаю, играет ли она в шахматы, так как я не знаю ничего о ней. Единственное, что я знаю, это то, что хочу сорвать с нее одежду.
Незнание абсолютно ничего о ней нужно добавить в список примерно миллиона гребаных причин, по которым мне не стоит срывать с нее одежду.
Я прощаюсь с Бертом и, поворачиваясь, ухожу.
Пьюрити должна быть проклятым шахматным гением, если Берт назвал ее умной девушкой. Но она не может быть умной хотя бы потому, что ее прельщает мысль о том, чтобы связаться со мной.
17
Пьюрити
Я выхожу из примерочной, придерживая за спиной дверь, пока сканирую магазин в поисках Луны. Она стоит около стеллажа с одеждой в другой стороне маленького переполненного секонд-хенда, спиной ко мне.
– Луна, - шепчу я, мысленно надеясь, что она обернется. Последнее, чего мне хочется, так это выйти в центр магазина в этом наряде. Юбка едва прикрывает мой зад, а рубашка даже не достает до пояса на юбке. Не знаю, чем я думала, когда согласилась пойти
Сарафан, который был на мне, когда я ходила в кабинет к профессору Райану, практически монашеская ряса по сравнению с этим нарядом.
На днях я покинула его кабинет, растерянная и немного обиженная, а также возбужденная. Его отказ должен был стать огромным ударом по моей самооценке, но я ушла, чувствуя себя совершенно уверенно. В конце концов, я призналась ему в своих самых сокровенных мечтах, и мир не перевернулся. Я вела себя совершенно противоположно тому, как меня воспитывали, и небо не разразилось, а молния не ударила с небес. Земля не раскололась и не поглотила меня. Все это интересно, потому как, правда в том, что я слишком часто думала о произошедшем в кабинете профессора Райана. И воспоминания о случившемся все еще сильно возбуждают меня.
– Эй, Луна, - шиплю я. Может быть, в каком-то отношении моя уверенность и растет, но не тогда, когда дело доходит до моды. Я не знаю, что модно, и понятия не имею, как одеться так, чтобы подчеркнуть свои формы, но я уж точно не собираюсь выставлять себя напоказ посреди магазина.
Луна с рубашкой в руке кружится вокруг меня. Оценивая меня, она сверху вниз сканирует мое тело глазами. Когда ее взгляд достигает моего лица, она выпучивает глаза.
– Святое. Блядь. Дерьмо.
Я кривлюсь.
– О, нет. Все настолько плохо? – спрашиваю я; мое сердце разбивается. – Я выгляжу глупо, да? Я ведь не смогу ходить в такой короткой юбке и с голым животом…
– Боже мой, заткнись прямо сейчас, - смеется она. – Ты выглядишь потрясающе!
Луна всегда громкая, но сейчас она кажется в десять раз громче, чем обычно. Я шикаю на нее, потому что ее голос разносится по всему магазину.
– Я выгляжу нелепо, на мне будто школьная форма.
Луна фыркает.
– Так в этом и суть, - говорит она. – Ты выглядишь как маленькая горячая католическая школьница, подруга. Тебе нужно добавить обувь. Возможно, ботильоны или армейские ботинки. Какой у тебя размер?
– Восьмой.
– У нас одинаковый размер. Я одолжу тебе парочку.
– Ты точно уверена, что это не слишком… развратно? – шепчу я последнее слово, рукой одергивая край своей рубашки.
– Черт возьми, да, это выглядит развратно. Покупай.
– Но…
Я не могу надеть наряд развратной школьницы.
– Не спорь, - говорит Луна, указывая на раздевалку позади меня. – Возвращайся и примерь следующие вещи. Наряд школьницы определенно «да». Я решительно настаиваю на том, чтобы ты купила его. Поверь мне на этот раз. На самом деле, тебе следует надеть его завтра на пару профессора Райана.