Его девственница
Шрифт:
Какая ирония.
– Как дела, Пьюрити? – Джезибель, мама Луны, плавно двигается ко мне в облаке пачули и ладана. На ней полупрозрачная туника с маленькими оранжевыми кисточками на рукавах и подоле, которая струится по ней, пока она идет, и которая сочетается с ярко-оранжевой юбкой до пола. Она не дает мне возможности ответить, заключая мое лицо в свои руки, чтобы оценить меня. Она тут же хмурится.
– Так плохо, дорогая? Твое лицо пепельного цвета. И ты не захочешь узнать, как выглядит твоя аура.
Подталкивая
– Мам, оставь Пьюрити в покое, - ругается Луна. – Серьезно, она не бродячая кошка, которую ты подобрала на улице. Извини меня за мою мать, Пьюрити. Я приношу свои бесконечные извинения.
На самом деле, Луне не за что извиняться. Джезибель чудноватая, но она действительно очень приятная. Я не говорю им, как невероятно классно, когда о них кто-то заботится, или, когда Джезибель обнимает и притягивает меня к себе, как приятно, когда тебя обнимает такая мама, как у Луны. Когда ты растешь без матери, такая добрая мама, как Джезибель – это сплошное удовольствие.
– Все в порядке, - уверяю я. Слишком крутая Луна до сих пор выглядит ужасно смущенной своей матерью. Я не могу не хихикнуть, видя дискомфорт Луны; на мгновение это помогает мне забыть о разговоре с отцом.
Луна не знает, как ей повезло. Ее мать настолько противоположна моему отцу, насколько это вообще возможно.
– Милая, расскажи мне все, - настаивает мама Луны.
– Я в порядке, правда, - отвечаю я. – Как поживаешь, Джез?
– У меня все по-старому, - говорит она, отпуская мои плечи и поворачиваясь лицом ко мне. Взяв мои руки в свои, она смотрит мне в глаза. – Но я приехала сюда, чтобы узнать о том, чем вы, девочки, занимаетесь, а ты тут расстроена, Пьюрити.
– Границы, мам, - предупреждает Луна. – Помнишь, о чем говорил семейный терапевт? Границы и уместность?
– О, тише, - говорит Джез. – Мои границы совершенно уместны.
Луна фыркает.
– Не стесняйся сказать ей, что она нарушает твое личное пространство, Пьюрити.
Джез игнорирует свою дочь.
– Почему ты расстроена? – спрашивает она меня.
– Это не очень важно, - говорю я ей, закатывая глаза. – Мне только что звонил отец.
Джез морщит нос, словно она учуяла плохой запах.
– У него черная аура, - заявляет она, покачивая головой.
Не знаю, что это означает, но то, как она произносит это, звучит как что-то очень плохое.
Я громко вздыхаю.
– Думаю, он хочет, чтобы я придерживалась тех же ценностей, что и он. И дело в том, что он никогда не спрашивал меня, чего желаю я.
– Подруга, это должно быть, ужасно – иметь родителя, который ни во что не ставит твое мнение, - презрительно говорит Луна.
– Ты помнишь, что сказал семейный терапевт о пассивно-агрессивных высказываниях, Луна Мун? – спрашивает Джез.
Я пытаюсь подавить смех из-за насмешки Джез.
– Мой комментарий вряд ли был пассивным, - говорит Луна, бросая на мать многозначительный взгляд, прежде чем посмотреть на меня.
– Я умираю с голоду, и моя мама хотела пригласить
– Нет! – говорю я громче, чем собиралась. – То есть, эм, как насчет того веганского ресторана, в который вы до этого ходили? Разве ты не говорила, что там круто?
Джез снова морщит нос, а Луна издает рвотный звук.
– На самом деле он был ужасным, - отвечает Луна. – Полное разочарование.
Ее мать кивает.
– Катастрофа, - соглашается она. – Пицца действительно звучит хорошо.
Последнее, чего я хочу, так это столкнуться с мистером Гейбом где-нибудь на публике, после того, как покинула его кабинет. Не похоже, чтобы между нами могло произойти что-нибудь серьезное, несмотря на то, что ассистентка английского отдела прервала нас. Он может сожалеть о случившемся: в конце концов, он профессор, а я студентка. Занятие со мной такими вещами может стоить ему работы. Если бы я столкнулась с ним в пиццерии вместе с Луной и ее мамой, я уверена, что Джез смогла бы определить, что именно произошло между нами, просто взглянув на выражение моего лица. Все-таки, мать Луны умеет считывать мою ауру.
– О, сладкая, ты снова выглядишь слабой, - говорит Джез. – Ты в порядке? Может, пицца – плохая идея? У тебя месячные? Это может быть анемия. Тебе, скорее всего, нужно больше железа в твоем рационе. Как на счет стейка, Луна?
– Я думала, что вы веганки, - говорю я.
– Потому что мы ходили в веганский ресторан? – спрашивает Джез, покачивая головой и смеясь. – Или из-за всего этого хиппи-стиля?
– Эм… из-за того и другого.
– О нет, дорогая, - говорит она. – Я родилась и выросла в Техасе. Я не могу не любить хороший стейк. Так ты не против, Пьюрити?
– Я люблю стейки, - признаюсь я.
Мне гораздо более комфортно в стейк-хаусе, чем в пиццерии, в которой существует огромная вероятность столкнуться с мистером Гейбом. Точнее, до того, как я кладу кусочек стейка в рот, и Джез спрашивает меня и Луну.
– Так те презервативы, которые я оставила вам, хороши в использовании?
Кусок стейка застревает прямо посреди моего горла, и я начинаю задыхаться. В общем, похоже, вопрос про презервативы, будет последним, что я услышу, прежде чем задохнусь.
Я стараюсь прокашляться, лихорадочно жестикулируя в воздухе, указывая на горло, в то время как мои глаза, кажется, вылезают из моей головы.
– Черт побери! Мама, она задыхается! Она задыхается! – Луна кидается ко мне, обхватывает меня под грудной клеткой и выполняет прием Геймлиха прямо за столом. Кусочек стейка попадает прямо в середину тарелки с картофельным пюре.
Луна спокойно идет обратно и садится рядом с матерью, пока я пытаюсь отдышаться. Официант бросается ко мне, спрашивает, все ли со мной в порядке, но я более смущена, чем что-либо другое. Все в ресторане пялятся на нас, а мои щеки горят от сочетания унижения и адреналина. Поднимая руку, я заявляю.