Его единственная любовь
Шрифт:
– Что ты хочешь сказать? – спросил он неуверенно. – Ее убили скотты.
Она покачала головой.
– Англичане принесли смерть и убийство в Гилмур.
– Ты лжешь, – возразил он по-прежнему тихо, но его голос звучал неожиданно страстно.
Она круто обернулась к нему, раздраженная его недоверием.
Он стоял на одной ноге, подняв другую, собираясь выйти из чана. Рукой он тянулся к полотенцу. Свет свечи играл на его плоти, капельки воды подчеркивали красоту его тела – плоскую грудь и бока, мускулистые ноги и руки.
Он вышел из чана, не сделав даже
Она отвела глаза.
– Скажи, что ты имела в виду, Лейтис. – Его голос показался ей хриплым и жестким. Он завернулся в полотенце и шагнул к ней.
– Дочь лэрда была убита англичанами, – сказала она, ощущая слабость во всем теле по мере его приближения к ней.
Теперь он стоял рядом, и жар его тела был столь силен, что согревал ее даже на расстоянии.
– Мойра Макрей вышла замуж за одного из ваших, – сказала она, сложив руки на груди. – Но она очень страдала от этого, хотя и стала графиней. Солдаты генерала Уэйда не посчитались с тем, что она была титулованной особой. Для них имело значение только то, что она была женщиной и оказалась одна.
Его руки крепко сжали ее плечи. Медленно и решительно он повернул ее лицом к себе. Его руки спустились с ее плеч на предплечья, а потом нежно и легко скользнули к запястьям.
– Я слышал, что ее убили Драммонды. – Он с трудом выговаривал слова.
Внезапно она ощутила в нем отчаянную ярость, и это изумило ее.
Ей хотелось отодвинуться от него. «Сделай шаг, Лейтис. Один крошечный шажок, чтобы не чувствовать его так близко».
Минуты медленно текли, а она все смотрела ему прямо в лицо. И когда его руки сжали ее запястья, она ощутила ответное тепло в своих жилах. Будто он измерял правдивость ее слов частотой биения ее сердца.
– Тебе-то что за дело, Мясник? – спросила она, наконец, смущенная его долгим молчанием и собственной реакцией на него. – Это старая история. И трагедией это было для нас, а не для англичан. – Она на шаг отступила. – Они убили ее так же, как ты убивал скоттов в Инвернессе.
Глава 7
Алек смотрел на нее, не в силах понять ее внезапной вспышки ярости или противостоять презрению в ее глазах. Гнев был ее защитной реакцией, которая до этой минуты не срабатывала так успешно, как ей бы хотелось.
Подойдя к столу, он посмотрел на еду, принесенную Дональдом. Он редко ел вместе с другими офицерами, разве что во время военной кампании. Он предпочитал уединение, и эта привычка появилась у него давно, еще во Фландрии. Трудно найти себе задушевного друга среди подчиненных, офицеров или солдат, когда приходится отдавать им приказы и посылать их в бой, возможно, на смерть. Но в эту минуту он усомнился, что сможет проглотить хотя бы крошку. Ему и дышать-то стало тяжело.
– Ты в этом уверена, Лейтис?
– Да, – коротко ответила она. – Спроси любого в долине, если не веришь мне.
Алек кивнул, невольно принимая неприятную правду, которая проникала в него медленно, и только поэтому он мог вынести ее непереносимую жестокость.
Он сел, прижимая ладони
– Почему для тебя это так важно? – спросила она с любопытством.
Алек не ответил. Что он мог ей сказать? Что большую часть жизни он лелеял свою ничем не обоснованную ненависть? Что всю жизнь он обманывался? В день, когда убили его мать, он стал другим человеком, и его путешествие назад, в Англию, способствовало его превращению из веселого мальчика в разгневанного юношу. Он понимал тогда, что безмятежные дни его детства безвозвратно миновали.
Он обернулся и посмотрел на нее. Лейтис стояла, прижимаясь спиной к стене. В ее глазах было недоверие, руки решительно скрещены на груди. Это не похоже на беззащитную заложницу.
Алек хотел сказать, что он вовсе не такой отвратительный злодей, каким она его представляет, и что его действия в Инвернессе не были продиктованы порочностью или природной жестокостью. Но он молчал, считая, что сдержанность безопаснее откровенности.
Прошел час. Веки Лейтис отяжелели, и дважды она чуть было не заснула стоя, с трудом удержавшись на ногах.
– Ты собираешься всю ночь стоять? – спросил он.
– Да, – последовал краткий ответ.
Наконец она осторожно, с опаской, присела на край кровати, опираясь плечом о резное дубовое изголовье, украшенное гербом Макреев. Он сидел за столом, вытянув перед собой ноги, и смотрел на закопченные кирпичи камина, будто он был дверью в тайное убежище, где можно укрыться от своих мыслей.
Вокруг Гилмура вздыхал ветер, касался своими крыльями толстых стекол в его окнах, метался среди руин рухнувших стен. Это был печальный звук, жуткое дополнение к другим звукам ночи. Где-то скрипнула половица, где-то упал кирпич. Казалось, старый замок медленно приходит в себя, оживает в темноте ночи.
Когда Алек поднялся с места, Лейтис, вздрогнув, проснулась от скрипа его стула.
Он бросил полотенце в ванну и заметил, что ее глаза расширились, она вскочила с кровати и снова вжалась в стену, мгновенно насторожившись. Он надел бриджи и вышел из комнаты, оставив дверь открытой.
Ночь окутала темнотой старый замок. Лишенный кровли зал, где когда-то собирался весь клан, казался беззащитным и открытым всем стихиям. Размытый овал луны струил тусклый свет. Он запрокинул голову, глядя на мерцающие звезды.
Темнота была снисходительна к замку Гилмур, она заполняла зияющие дыры и проломы в полуразрушенных ядрами стенах, оживляла тени, и, наконец, Алеку стало казаться, что он не единственное живое существо в этой комнате.
Он не был наделен ярким воображением, не склонен к фантазиям, не верил в привидения и духов. Просто все его мысли были больше в прошлом, нежели в настоящем. Его память возвращала ему образ деда, сидящего на стуле, похожем на трон. Он вершил суд с такой естественностью и легкостью, о которых Алек мог только мечтать. Но лэрд разбирался с мелкими нарушителями порядка, и очень редко его приговор был суров.