Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Не задавая себе вопрос: почему в те седые века, когда союз двух семей был заключен, Вечные вообще стали говорить с какими-то там любителями торговать и навариваться на той торговле, почему они не взяли свое силой, не навязали прямое подчинение вместо мягкого вассалитета?
Из кармана мантии Бассиль достает две золотые монеты, на первый, да и на второй и последующие за ним взгляды совершенно обычные. При близком и внимательном осмотре хороший специалист поймет, что эти монеты с почти стершимися гербом и прочими изображениями не принадлежат ни одному из ныне существующих и пребывающих в обороте видов чеканки. Хорошие антиквары также отметят, что монеты
Правды не узнает никто из вышеперечисленных.
Разумеется, эти две монеты, на которых можно рассмотреть остатки узора, изображающих то ли рунную ленту, то ли окантовку герба, то ли змею какую, Эзлесс пронесли через все поколения не для того, чтобы обманывать ею легковерных трактирщиков или расплачиваться ими за какой-то товар. Неразменность монет происходит из того же истока, откуда появляется свойство привязки определенных артефактов к пользователю. Попробуйте отнять мифическое Кольцо Вестника у его законного владельца, чтобы заметить, как оно просто переносится обратно на палец того самого владельца. А потом он его активирует и уже вас начнет спрашивать на предмет причин ваших действий. Впрочем, это все не так уж и важно, всего лишь пример работы того же эффекта, пусть и у монет, раз за разом появляющихся в кармане Бассиля, даже если он их туда не клал, эффект проявляется по другим принципам.
Эти монеты.
Они были первыми.
Первые три золотых кругляша в незапамятную древность были обещаны первому из их дома, Эзлессу Безотцовщине, за его первую сделку. Первая сделка и первый обман, когда монеты эти отданы не были, вынудив тогда еще безродного торговца к решительным действиям. Под залог одной из трех монет, которой у торгаша вообще не имелось, были наняты два головореза, что убили должника, и почему-то не забрали себе все три, прибив заодно и лишнего свидетеля, но рассчитались сполна и честь к чести.
Следы третьей из монет исчезли в веках, но эти две остались с ними навсегда, никогда не потраченные, ни на что не размениваемые, никому не известные кусочки обработанного и выплавленного золота высшей пробы. Они стали символом, первым кирпичиком в осознании семейной воли, первой попыткой предъявить право на нечто, что считали своим и могли то доказать. Переходя из рук в руки, от одного Эзлесс к другому, из века в век монеты переставали быть просто золотом, становились символом.
Символ становился чем-то совершенно иным.
Обращался каналом и дверью.
Воплощался договором и якорем контракта.
И когда-то, спустя не одно тысячелетие, сделка была заключена. Сделка, что безукоризненно соблюдалась с тех самых пор, давая им те силы, которые сделали их самыми успешными кредиторами мира, давая право на силу, что позволяла говорить с позиции почти равных даже с дерзкими и бескомпромиссными Вечными, что еще только начинали объединять разрозненные княжества в единую машину могучей державы, что только планировали вычистить сталью и магией древние руины, на обломках которых еще жили жалкие остатки когда-то могучих рас и народов. И сейчас, в последние секунды своей жизни, когда терять было вот просто совсем нечего, Бассиль собирался этим правом воспользоваться.
Собирался стребовать.
Руки его почти не дрожали, когда немеющие
– Злато, злато - все мое.
– Не голос, но перезвон падающих оземь монет, но шорох ползущей громадной твари с чешуей чистого злата.
– Обращаю в небытье.
Сфера пала.
Только человека внутри нее больше не было.
Пламя, Твердь и какое-то ослабляющее проклятие врезаются в не пытающееся уклониться тело Бассиля, вбивают его в стену, пуская новые порции трещин, заставляя выплюнуть поток крови из рефлекторно распахнутого рта, но Теряющий Верность, несмотря на статус одной из Легенд своего домена, несмотря на всю свою мощь, не чувствует облегчения, лишь все сильнее разгорающуюся панику - человек, что должен был расплескаться тонким слоем взбитого да измельченного мяса, лишь отряхивается, вылезая из громадной вмятины в зачарованном граните.
Его шаги и движения тяжелы, будто внутри искалеченного тела все кости стали неимоверно тяжелыми, золотыми. Золотой же цвет в его глазах, он же стремительно проявляется на золотеющей коже и волосах. И глаза... кажется, будто в этих глазах, под золотой пленкой что-то шевелится. Изверг не понимает, не может найти причину своим чувствам. Почему нет упоения битвой, наслаждения болью, страстного желания расплатиться со слишком хитрым смертным за его наглость, за то, что поломал планы Теряющего и его Господина? Откуда давящая паника, предчувствие беды, которая не может обернуться очередной страстью, из которой нельзя извлечь новые оттенки Похоти?
Чары извергов и культистов бьют в тело Бассиля Эзлесс, срывают одежду, амулеты, слой кожи и мышц, но тот даже не пытается сопротивляться, только стремительно меняется. Сенсорные навыки ничего толком не показывают, вложенные в сонм зрящие не видят цепи событий, только предрекают неясную беду неизвестной природы, но Теряющий готов поклясться своим местом в Хоре и доступом в Банк, что там, внутри смертного, что-то шевелится.
– Пробуждайся ото сна...
– Голос столь же равнодушный, сколь и страстный, столь же древний, сколь и юный, заставляет каждую из его душ дрожать в ужасе, передавая свой страх хозяину, вызывая вместе с тем еще и дикую ярость.
Блинк, короткая серия ударов отросшими из плоти давшего ему тело раба когтями, вкладываемые проклятия, флер, чары, планарные энергии и несколько разнонаправленных эффектов вытащенных прямо из Банка Душ гостей. Серия ударов отбрасывает Бассиля все дальше и дальше, проламывая его телом новые стены и грозясь банально выбросить того за пределы летней резиденции Главного Казначея, когда эти стены закончатся. Но с каждым ударом тело это все сильнее корежит, все больше искажает, рвет изнутри, все тяжелее оно становится, грозя стать и вовсе неподъемным даже для легендарной твари.