Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Битва не прошла зря - на боках и капюшоне Змея зияли оплавленные дыры, оставленные кулаками и магией Приносящего, а новосозданные золотые цепочки разной толщины неторопливо латали эти раны. Сам Приносящий ран не получил, но некоторые участки доспеха потускнели, будто бы потеряв часть вложенной силы, а одна из рук застыла в не до конца сформированной боевой формации, заклинив ее и превратив в обыкновенный молот, тоже опасный, но не настолько, как работающая на флере арканическая пушка. Запас сил у Приносящего закончиться не мог физически, он слишком связан с Пеклом, являясь его частью, но потеряв достаточно много душ, он снизит качество работы алгоритмов, станет
Впрочем, пока что Господин вмешаться не может, заканчивая нисхождение, которому никто не мешает больше, совращает самые ценные души из всех, за которыми они только пришли, готовится ко второму приглашению, стремясь взять уже и так почти взятую девочку, какой глупый отец передал свои права перед принятием объятий Пекла и Похоти. Пожалуй, если выйдет, то он не станет забирать ее душу из тела, да и отцу ее создаст новое, чтобы их странные отношения перешли на качественно новый уровень семейного понимания. Или поступить проще, банально создав для обоих общую мелодию Хора, чтобы они сами все нужное придумали и воплотили в неотличимой от реальности фантазии?
Решения, решения.
Вмешиваться в сражение двух исполинов пока что необходимости нет - оба они далеки от победы, но скорее уж Приносящий Весть вымотает Змея и вынудит того уйти туда, откуда пришел. И ведь пришел же как-то, прямо под купол, несмотря на все преграды! Вроде бы удалось захватить тела и души нескольких Эзлесс, так что стоит как расспросить их подробнее о семейных чарах, так и распотрошить в поисках ответов, что спрятаны в глубине их сути.
Не так уж далеко от места сражения гигантов происходит еще одно, в которое вмешаться придется первым, потому что именно здесь Похоть может и проиграть. Как-то разочаровал его чаяния мастер поводков, мелодия его зафальшивила, ноты пропущены, так еще и одна из скрипок оказалась перевербована в чужой ансамбль! Действительно смешно и Господин улыбается сладкой улыбкой, подавляя раздражение, ведь так нечасто такие трюки применяют смертные против дьяволов, а не наоборот.
Очень хочется надеяться, что милый тишина не нырнул в глубины Тени, решив, как Герой настоящий, продолжить безнадежное сражение - сломать его охота до безумия, желание разбить тишину мелодией невыносимо, а уж кольцо на пальце мальчика манит своей природой не хуже самой идеальной приманки. Он не успел до конца понять природу артефакта, разглядеть каждую ступень его даров, но даже увиденного хватило, чтобы поставить невзрачное кольцо выше почти любого иного артефакта из встреченных сегодня.
Впрочем, речь идет о судьбе подведшей его игрушки. Хозяин поводков, мастер Клейма, которому он в милости своей доверил клейменых, подвел Господина, подвел глупо, подвел безответственно, а теперь еще и смеет просить о помощи. Поражение его очевидно, вдвоем Иерем и та, которая должна была священника Воздаяния забрать, но стала Тварью Небесной дурной силищи, медленно и неотвратимо зажимали клеймящего, выбивая как его зверушек, так и свиту извергов, вынуждая сражаться там, где он слабее всего, в тех правилах, где не развернуть всю мощь своей природы.
Небесная дева парит, давит синевой, вычитывает будущее в прямую линию от победы к поражению, а кружащий вокруг первосвященник Равновесия точечными ударами сбивает любые попытки выйти из обороны. Потерявшийся в фантазиях речной скиталец прижат почти к самой земле скоординированными ударами магов и священников, безрассудно тратящими остатки алтарных запасов благости, тогда как однажды обманутый в лучших чувствах гигант-защитник едва успевает забирать себе все растущее количество
Нет, это решительно никуда не годится.
У поводков будет-станет новый мастер, более компетентный и не допускающий таких досадных промахов.
Имелись и другие точки, где пригодилась бы помощь Господина, парочка выверенных толчков, рушащих формацию смертных, прерывающих их мелодии и дающих волю мелодиям его подопечных игрушек. Но это все было куда менее опасно, практически не представляя угрозы, не требуя немедленного исправления, стремительного вмешательства в чужую пьесу. Время теперь играло на извергов, последние капли сил покидали защитников города, а сам город все сильнее пропитывался Пеклом, обращаясь в продолжение тела Господина. Лепестки не просто сопрягали два куска пространства, они прорастали множеством незримых корней, оплетая весь обреченный град и связывали его с куполом еще прочнее. Пока две реальности не станут неотделимы друг от друга, пока не свершится начатое века и века тому назад, в тот же день, когда до извергов дошла информация о природе кровной связи Вечных, об их смертельной уязвимости.
Тварь стоит неподвижно, лишь мечутся плетьми нити Истока Ключей, поредевшие и большей частью оборванные, но все еще позволяющие перенаправлять и компенсировать мелкие огрехи лепестков. Битва с трио, разросшимся в квартет, далась тяжело, намного тяжелее, чем могла бы, слишком сдерживала изверга необходимость проводить сопряжение, слишком много отнимало оно сил. Полученные раны, потраченные заготовки, утерянные души, каждая из которых была так близка ему, так просилась обратно, уже не в силах вернуться. Все окупилось, все плоды будут сняты с веток мирового древа, а новый мир получит свою весть, познает даримую ему Похоть, но пока что есть время сокрушаться ранам, жалеть о потерянных возможностях и допущенных ошибках.
Вновь двигаются лепестки, подымая вверх сотни и сотни огоньков, перестраивая и меняя сонм, заодно создавая нового Господина, убивая старого. Этот, уже почти умерший, слишком вымотан, эти его раны проще разобрать на составные доли вместе с остальным псевдотелом и его личностью, чем зашивать их наживо, не прекращая нисхождения и не отвлекаясь от контроля города. В конце концов, можно потратить умственные усилия на другие, более логичные, тактически и стратегически выгодные действия.
Например, - отскок, шаг, пропустить колонну черноты мимо, поднять щит против нескольких штырей, разбить таран встречным ударом спирали молний, - на сожаления о том, что не убил мелкого гаденыша сразу, наплевав на желание насладиться агонией его человечности!
Господин мрачно, совсем не играя, смотрел на вновь возникшего перед ним тишину, на бездумно улыбающуюся кровавой усмешкой маску, на глухую и неподатливую пустоту в ясновидении, какой тот казался зрящим его Хора. В третий раз подобная картина превратилась даже не в фарс, а в форменное издевательство, надругательство над его, доброго Господина, чувством меры. Ему, конечно, приятно, что мальчик пришел к нему, принеся свою душу и свое странное кольцо, да и кинжалы его, не показавшие своей природы до сих пор, изучить очень хотелось. И он бы принял как должное, решись это дитя других небес прийти сюда аки на казнь, желая умереть самому, но не отступить от глупых принципов. С каким же чистым сердцем он дал бы мальчику новое видение мира, обогрел бы и утешил!