Его Кукла

Горячева Ирина

— Кто звонил? — в растрёпанных чувствах с колотящимся сердцем спрашиваю с таким видом, будто Рисай мне муж. А я его ревнивая жёнушка.

— Да так… Одна ведьма. Пророчица чёртова, — совсем неохотно отвечает Рисай и выглядит при этом очень недовольным.

Он бубнит себе под нос что-то ещё, но я не слышу и не понимаю большую часть этих слов.

— Кто? — удивлённо переспрашиваю я у двуликого.

— Тётушка Марта, — ухмыляется он, произнося имя с какой-то непонятной для меня злостью.

Мне кажется,

странным, что Рисай так остро реагирует на звонок своей знакомой, у которой недавно был в гостях.

Если она ему так неприятна, зачем он потащился в её дом? Зачем взял с собой меня? Почему меня не покидает ощущение, что мы улетали оттуда в спешке? И почему я помню этот странный визит лишь урывками?

Двуликий явно за что-то злится на Марту. Наверняка именно этим и объясняется наш поспешный отъезд.

— Что было нужно твоей знакомой? — продолжаю я свой допрос.

— Это исключительно наши с ней дела, — отвечает он раздражённо. — Просто забудь. Не думай больше о ней.

А я бы и рада не думать больше. Но беспокойство уже прочно засело в моей голове.

— Почему ты не захотел говорить с ней? — повторяю я вслух то, о чём только что размышляла. — Вдруг это было важно?

— Я непременно перезвоню и спрошу… Потом. А сейчас иди сюда. — Рисай вдруг притягивает меня ближе. — На чём мы остановились?

— Остановились? — тотчас поднимаю я взгляд на двуликого. — Ты что собираешься продолжить здесь?.. Ай!..

Рисай, не глядя, ударяет кулаком по подлокотнику моего кресла, и оно раскладывается. А я оказываюсь лежащей.

— Рисай, погоди! — барахтаюсь я отчаянно в попытке снова сесть. — Сейчас совсем не подходящий мо…

Пытаюсь остановить двуликого, но он не позволяет даже договорить. Склоняется ко мне и запечатывает рот поцелуем. Ещё более жёстким, глубоким и неистовым, чем предыдущий.

И этот поцелуй слишком легко и быстро захватывает меня в свою власть.

А спустя мгновение я чувствую, как пальцы Рисая начинают торопливо расстёгивать пуговицы на моей одежде.

Я никогда не была близка ни с одним мужчиной. Но это вовсе не означает, что я не понимаю, для чего двуликий раздевает меня.

Наверное, мне сейчас следует остановить Рисая. Попытаться убедить его скорее лететь домой. И, конечно же, надеяться, что к тому моменту, когда мы доберёмся до дома, внезапно разгоревшееся желание двуликого сойдёт на нет.

Знаю, сделать это будет непросто. Но ведь наши отношения с самого начала не были простыми. К тому же я знаю, что нужна Рисаю для его мести. И пока я нужна ему, он не причинит мне вред.

Двуликий, наконец-то, оставляет в покое мои истерзанные поцелуем губы и утыкается носом в мою грудь, едва прикрытую расстёгнутой одеждой.

— Ты так возбуждающе пахнешь, — еле слышно шепчет Рисай. — К чёрту всё! Я хочу тебя прямо здесь. Сейчас!

Он несёт какую-то околесицу,

и я совершенно не понимаю, почему так происходит. С нами по очереди творится что-то странное. Ненормальное. Словно то он, то я, сменяя друг друга, сходим с ума.

— Пожалуйста, послушай, Ри…

Я всё же решаюсь попросить Рисая остановиться. Но двуликий явно не намерен меня слушать. Он закрывает мой рот горячей шершавой ладонью и шипит:

— Чш-ш-ш, Даш-ша.

Я ещё несколько кратких мгновений старательно пытаюсь увернуться и освободиться от его ладони. Однако из этих попыток ничего путного не выходит.

Рисай вновь наклоняется к моей груди, и его губы плотным кольцом смыкаются вокруг соска.

Вздрагиваю от такой внезапной откровенной ласки. Хочу немедленно оттолкнуть двуликого. Но вместо этого зарываюсь пальцами в его густые волосы, сжимаю, что есть силы и зажмуриваюсь от удовольствия.

Зажмуриваюсь до боли.

До рези в глазах.

До калейдоскопа разноцветных и золотистых кругов в темноте.

И через всё моё тело проносится искра.

Она без труда воспламеняет кровь в моих венах. Воспламеняет меня от кончиков волос до самых кончиков пальцев.

Выгибаюсь навстречу этому пламени, принимая его, и издаю не то тихий стон, не то беспомощный всхлип.

Рисай как будто с каждым мгновением становится всё одержимее. Он целует всё яростнее. Безудержнее. С какой-то дикой, животной страстью. Будто и не целует совсем, а ставит бесконечные метки на каждом миллиметре моей разгорячённой кожи…

— Моя… Моя… Ты — моя!

Поддавшись страсти, я даже не сразу соображаю, что двуликий, действительно, произносит эти слова вслух. Раз за разом, вставляя его в короткие промежутки между рваными поцелуями.

А руки Рисая тем временем уже медленно скользят сначала вниз, а потом вверх по ноге. И вскоре пробираются под юбку.

— О-ох… — выдыхаю я протяжно, теряя последние остатки самообладания.

Этот звук оказывается единственным, на который у меня хватает сейчас сил.

Лежать вот так в разложенном кресле в салоне аэромобиля, припаркованного где-то в глуши, среди кустов и деревьев, ужасно неудобно. И немного страшит неотвратимость того, что собирается сделать со мной Рисай. Но мне всё равно.

Лишь бы он и дальше продолжал целовать и прикасаться ко мне. Лишь бы не останавливался ни на миг.

И Рисай продолжает, вырывая из моей груди всё новые и новые стоны постыдного удовольствия.

А когда рука двуликого под моим платьем забирается слишком высоко; когда пальцы дотрагиваются до нежной кожи слишком откровенно…

В боковое стекло нашего аэромобиля что-то громко ударяется. А затем весь салон наполняется ослепляющим белым светом.

Вместе с тяжёлым вздохом в мой рот проскальзывает глухое, недовольное рычание Рисая.