Его сладкая девочка
Шрифт:
Ночь — самое тяжелое время для тех, у кого болит. И самое прекрасное для тех, кто любит.
В понедельник пеку блинчики, подпевая модную песенку. Слова прерываются стандартной мелодией.
Тетя Зоя? Еще один человек, которому я оставила новый номер. Ивану пыталась, но он только промычал в трубку, чтобы оставила его в покое.
— Теть Зоя, здравствуйте! Как Вы?
— Ксюша, деточка, — она всхлипывает, а я понимаю, что случилось плохое. — Приезжай. Иван разбился.
***
Что должен
Нет. Даже странно.
Меня не хотели допускать, узнав о положении. Но видя, что не плачу и не истерю, проводили в морг. Холодно. И запах… больше ничего.
Под простыней лежит чужой человек. Нет, я знаю, что это Иван. Узнаю его. Но он… он чужой. Белый такой…
Прикасаюсь к ледяной руке. Зачем? Может быть, чтобы убедиться, что он не вскочит и не сорвет свой страшный ремень?
Меня не пугает даже, что нет полголовы. Я туда не смотрю. Странным образом лицо практически не пострадало. Сейчас, перед вечным покоем, он кажется даже красивым. Без своей маски злобного чудовища.
— С Вами всё в порядке?
— Да.
Нарушать тишину не хочется. В этом месте она не давит даже. Просто тишина и покой. Вечный.
Жуткое слово. Словно стоишь лицом к лицу перед этой вечностью. И она смотрит на тебя сквозь тусклые окна.
Я не чувствую ничего. Выполняю действия на автомате. Опознание, подпись.
Кто-то из коллег подвозит до дома. Дом… я так давно здесь не была…
Милка, приехавшая после звонка, отвела девчонок тете Зое, а сама успела вытащить весь мусор и уже намывает полы.
— Ну вот. Сейчас закончим с уборкой, и сможете здесь жить. Как ты?
—Никак. Может такое быть?
— Наверное. Шок? Похороны когда?
— Не знаю. Там, — машу рукой назад, — сказали, что сами всё сделают.
— Завтра к врачу, помнишь?
— Помнишь, Мил. Помнишь…
Домываем дом вместе, и я прошу подругу остаться у меня. Девочки ночуют у соседки, я их заберу утром. Надо еще как следует прогреть дом. Иван, как оказалось, не жил здесь больше двух недель.
Готовлю завтрак, чтобы к приходу Милы с девчонками поставить на стол, когда раздается стук в дверь.
Опять по вопросу похорон? Вытираю руки и иду открывать.
Смотрю на статную женщину. Я ее раньше никогда не встречала. Не сразу замечаю двух мужчин за ее спиной.
— Здравствуйте! Самойлова, органы опеки и попечительства. Могу я видеть Дарью Ивановну и, — читает на листе, который в руках, — Марию Ивановну?
— Они, — руки начинают дрожать, — сейчас. Сейчас придут.
— Разрешите?
Сдвигаюсь в сторону, давая пройти. Зачем здесь опека? С трудом узнаю в одном мужчин участкового. Спился вконец. Он кивает мне, шагаю в дом.
— Вы, так понимаю, Оксана Игоревна?
—
— Присядьте.
И начинается кошмар. По действующему закону мне не могут оставить сестер после смерти родителя. Прошу, умоляю, плачу, но ничего не действует. В отчаянии выгребаю все накопленные деньги, но меня строго просят их убрать. Ни работы стабильной, ни приспособленного жилья, ни мужа… еще и беременность…
Оказывается, можно любить до умопомрачения, но против системы твоя любовь просто пшик. Ничто.
У женщины ни один мускул не дрогнул, когда она «изымала» девочек. Я кричала, отбивалась, пытаясь их защищать, но Милка вцепилась в запястья, не давая двинуться.
— Ксюш, ты делаешь только хуже.
Сколько раз она повторила эту фразу?
На прощание на столе остался клочок бумаги с номером телефона. По нему можно позвонить через неделю и узнать, в какой детский дом распределят моих сестер.
— Все, что я могу сделать для Вас, попытаться добиться устройства для них в одно учреждение. Всего доброго.
Хлопнула дверь, а в ушах продолжает стоять плач Маруськи. Моей маленькой Маруськи, пахнущей молочной кашей и травой. Потому что на ночь они купаются в воде с ромашкой. Даша даже не оглянулась. Маленькая взрослая девочка. Такая крошечная, но уже такая большая.
Глава 35
Егор.
— И что это значит? — Дейв совершенно невозмутимо смотрит на меня, когда я одним движением руки сметаю со стола всё, что на нем стояло.
Душа требует разрушений, чтобы хоть чем-то перекрыть то, что творится внутри.
Физическая боль не помогла. Я до изнеможения лупил грушу, стену, но кровоточащие костяшки даже тупо не отвлекли. Наоборот, глядя на разодранную в хлам кожу я представлял, что от моего сердца и такого не осталось.
И да, я всё ещё не верю.
— Ну? Сам расскажешь или мне на осколках техники погадать?
Давид расслабленно откидывается в кресле и изучает мое лицо. А я молчу, тупо сканируя стену напротив. Интересно же, чё там.
— Ксюша, — выталкиваю через силу. В горло словно песка насыпали. Голос сипит, выдавая лишь подобие звуков.
— Я догадался. Подробности будут?
Надо было идти к Артику, тот бы сразу дал в пятак за подобное поведение. Вырубиться — вот чего я хочу. А потом открыть глаза и узнать, что приснился идиотский сон. А в жизни всё хорошо. В жизни любимая девушка не уходила в никуда, прихватив детей и сумку денег.
— Так, Егорушка, поехали. Толку от тебя здесь не будет.
Давид встает и подталкивает меня к двери, попутно набирая Тимура. Точно! Надо было к нему отправиться. Вот кто бы не сдержался.