Его сладкая девочка
Шрифт:
Я же все время ждала подобного. Не давалось никогда в жизни что—то легко. Ко всем своим маленьким успехам я пробивалась с трудом. Будь то оценка в школе, работа, поступление в институт… во все я трудилась и воспринимала успех, как награду. А Егор… он возник в моей жизни неожиданно. Уверенный в себе, внимательный. Красивый, да. Но не только внешней красотой. У Егора ведь по—настоящему красивая душа. Он ранимый и умеющий переживать. И открытый, как совсем недавно мне казалось.
Я снова плачу. Но сейчас от счастья. О того, что в моей жизни были эти моменты. Даже подобия сказки впереди
Включаю телефон и рассматриваю фотографии. Их немного. Егор, балуясь, щелкал в палате и когда мы первый раз забрали сестренок. Теплые снимки. Глажу пальчиками. Я не буду их удалять.
— Когда ты подрастешь, я обязательно покажу твоего красивого папу.
И уже привычным жестом поглаживаю живот, безмолвно признаваясь в любви своему маленькому чуду.
***
Горечь одиночества с привкусом свободы… ничего не хочется… и никто не ждет… Вот мой девиз все следующие дни. Дни, когда я беру себя в руки и начинаю хотя бы выходить на улицу. Осень вовсю хозяйничает, поливая улицы или засыпая снежной крошкой. Которая, впрочем, практически сразу тает.
После вынужденного затворничества меня тянет на простор. Я выхожу и гуляю по улицам с утра до вечера. Убиваю двух зайцев сразу: нахожусь на воздухе и спасаюсь от тошноты. Есть еще и третье. Мне страшно находиться дома одной. С той ночи, когда я рыдала и не могла остановиться, меня накрывают воспоминания. Все время кажется, что Иван придет, вытащит за волосы и… Я знаю, что этого не будет. Но паника душит, и я опять и опять возвращаюсь бродить вокруг деревни.
Казалось бы, бояться надо улицы. Темноты. Стремиться в свет и тепло. Но у меня никак не получается следовать логике. Несколько раз я застаю у забора человека в темной куртке. И дико радуюсь, что уходя, закрываю трубу. Со стороны дом выглядит нежилым, а непогода прекрасно скрывает все следы.
Первый раз, увидев человека, я испугалась и напросилась к тете Зое. Она с радостью приняла меня и даже предлагала перебраться к ней. Но ночью меня полоскало от непривычных запахов и идею пришлось оставить. Если я привыкла не спать, то старушке отдых необходим.
Снова смотрю в темную спину. Мужчина закуривает, опираясь на покосившуюся калитку. А что если… Господи, а если отчим кому—то задолжал, и они будут требовать с меня? Таких историй через одну. А мне даже защитить нас нечем.
Нас…
Впервые мысленно произнесла это слово. Мы.
Я и мой малыш.
До этого мы существовали в моем сознании по отдельности. Я понятия не имею, что должна чувствовать молодая мама. Как должна относиться к тому, кого носит под сердцем… Я испытываю постоянное чувство вины и разрастающуюся с каждым днем любовь.
Выглядываю из—за деревьев, в тени которых скрываюсь. Хочу подойти и спросить. И вызвать полицию, если… «Если успею», — бьется разумная мысль. Поэтому спешно разворачиваюсь и ухожу.
Ноги сами приносят меня на кладбище. На похоронах меня не было, но я знаю, что Ивана похоронили в одной оградой с мамой. Каким бы чудовищем он ни был, но свою жену он любил. Только сейчас приходит мысль, что, возможно, мамины чувства не были так
Опустившись на новую скамеечку, поставленную коллегами отчима, по привычке рассказываю кресту свои новости. Я давно здесь не была. Кажется, целую вечность. Знаю, надо было прибраться до определенного дня. Но мне так даже нравится: сухие разноцветные листья и деревянный крест. Над холмиком стоит клен, словно отгораживая это место от всех остальных.
Не знаю, сколько здесь сижу. Плачу, смеюсь. Вспоминаю. Мечтаю. Все, как обычно. С той лишь разницей, что мне не нужно спешить и дома не ждут две пары веселых глазок.
— Мамочка, я не знаю, что мне делать. Я потерялась. Совсем потерялась. Не справилась.
Сколько раз ругала себя за приезд. Не вернулась бы в дом, опека не нашла бы моих сестренок. Мы так и жили бы маленькой семьей. Были бы вместе.
Закрываю глаза, сходя с ума. Мерещится, что мама смотрит с осуждением. Как тогда, в далеком прошлом. Когда впервые принесла двойку. Она не кричала и не ругала. Просто стояла и смотрела, а в глазах плескалось разочарование. Оно испугало куда больше, чем физическое наказание.
Сконцентрировавшись на мыслях, спиной ощущаю чье—то присутствие. Нащупываю в кармане сушку. Местный пес иногда приходит составить компанию. Мокрый, тощий и одинокий… как и я…
— Привет, Рой.
Не знаю, кто так назвал собаку, но кличка ему очень подходит. Я воображаю, что он внутри такой же упорный как боксер Рой Джонс. И сильный духом. Мы дружим. Если вообще бывает дружба между человеком и бродячим псом.
В ладонь утыкается мокрый нос и мгновенно слизывает угощение. А потом садится рядом и смотрит вперед. Умеют ли собаки думать? Я не знаю. Но верю, что он, как и я, разговаривает с важным для него человеком.
— Рой, ты чего?
Пес напрягается и поднимает шерсть на загривке. Скалится, развернувшись и смотря вперед. За мою спину. По спине стекает струйка пота. Я слышу осторожные шаги. Дура, какая дура! Поперлась к ночи на кладбище!
Медленно разворачиваюсь всем корпусом. Смотрю на темную фигуру и зажимаю руками рот, из которого готов вырваться крик…
Глава 38
Егор.
— Ты что творишь, сученыш?
Эпично. Я бы даже сказал, эффектно. Но нестрашно.
Визита «вежливости» я ждал со дня на день. После того, как наш юрист лично вручил Ивану Бинковскому иск по поводу опубликованных новостей. Мы постарались собрать всё, что только можно было вписать. Может быть, мелочно. Но суть—то не в самом заявлении и не сумме компенсации. Суть в том, чтобы наказать.
А деньги все равно пойдут на ремонт детского дома. Пусть они косвенно, но сделают доброе дело. Единственное в своей жизни.
Не поднимая головы, продолжаю вбивать цифры в столбец. Дейв с интересом наблюдает, также не показывая никаких эмоций. Мы оба знаем, что бояться нечего. А распыляться на человека, присутствие которого в моей жизни нежелательно… не—а, не буду.