Его сладкая девочка

Драгам Аля

— Я с тобой разговариваю.

Бросаю взгляд на Дейва. В уголке губ мелькает усмешка. Ну же, рекламируемая ярость берсерков уже на подходе или надо еще подождать?

Нажимаю кнопку «сохранить» ровно за секунду до того, как ноутбук с треском летит в стену, а следом телефон Давида. Хорошо, что свой я привык держать в кармане.

Конечно, на подобный эффект мы не рассчитывали, но… Так даже лучше!

— Проникновение на чужую территорию, учиненный погром. Думаю, нам будет, чем дополнить список претензий в иске?

Да, гражданин Бинковский?

— Порча чужого имущества, — весело добавляет Давид, поднимая осколки своего смартфона. По чертям в глазах вижу, что друг веселится вовсю. И даже знаю, почему.

Несколько лет назад, когда мы только организовали общее дело, Иван Викторович активно вставлял нам палки в колеса. И не просто палки. Выражаясь нелитературным языком несколько раз нае… подставил. Пришло время алаверды.

— Будем продолжать или покинете помещение? Мне неинтересно, ради каких целей был устроен цирк с мнимой помолвкой. Но видеть свое имя в связке с Вашей фамилией мне претит. Все свои требования я изложил в документах, которые были Вам переданы.

Встаю из—за стола, распахиваю дверь.

— Прошу покинуть мой кабинет.

— Пожалеешь, Керро.

— Уже пожалел, Иван Викторович. Когда связался с Вашей дочерью.

— Малолетний идиот.

— Как угодно. Я добавлю эти слова в редактированном экземпляре. — Показываю рукой наверх: — Можете улыбнуться на камеру.

— Да ну. Скучно. Я ждал большего.

Давид поднимает с пола носитель и подключает к своему ноутбуку.

— Мордобоя, стрельбы?

— Типа того. Про него столько слухов ходит. А тут… даже ты в порыве гнева нанес больший урон.

— Да по хрен на них. Нервы еще помотают, но думать… есть поважнее дела.

Я не кривлю душой. Весь этот террариум во главе с моей бабулей уже в печенках сидит. Откинув злость и все случившиеся уже последствия поступка ба, я пришел к выводу, что рад. Рад увидеть настоящие лица и истинные отношения в своей семье. Хотел бы сказать «бывшей», но от родных не отрекаются. Что не помешает мне сократить с ними общение до самого необходимого минимума. Я все еще люблю свою бабушку. Ту, какой её знал. Ту, любящую меня. А эту… эту сторону я только узнал и, как маленький мальчик, хочу спрятаться от тьмы, которую рассмотрел в душе. Реально, даже страшно от собственных выводов.

— Когда закончишь, скинь мне на почту.

— Почти. Я тут подумал, — всматриваюсь в экран, — может, подтянуть пару знакомых и обустроить им игровую площадку?

— Я всегда «за», ты же знаешь.

— На концерт поедешь?

— Придется. Хотя видеть это… черт, каждый раз наизнанку душу выворачивает.

— Я знаю, Давид. Когда не можешь помочь всем вместе, и смотришь в эти лица…

— Не всё знаешь, Егор. Когда смотришь на лица, а видишь одни глаза.

Которые с надеждой смотрят, а ты вообще ничего не можешь. И самое страшное знаешь, что?

— Что?

— Уходить. Уносить с собой надежду.

Я не знаю, о чем говорит друг. Но выражение его лица… что бы я не сказал, он не услышит, потому что в данный момент он не здесь.

***

Заведующая суетится перед нами, а мне хочется поскорее сбежать в зал. Пусть тяжело, но только не видеть этого выражения лица. Мы все прекрасно знаем причину нашего появления здесь, а также причину ее нервного состояния. Если бы выделенные деньги доходили до места, мы бы не стояли в душном коридоре, выслушивая лживые благодарности.

— Егор Александрович, Давид Рустамович, ваши места в первом ряду. А Ти…

— Сегодня мы вдвоем, — перебивает Дейв, испытывая те же чувства, что и я.

— Поняла, поняла, — женщина торопливо кивает и распахивает дверь, приглашая войти.

Ну что ж, добро пожаловать на концерт имени нас — почетных спонсоров районного детского дома номер десять.

Смущенные и грустные личики сменяют друг друга на сцене. Горло сдавливает привычным уже для этого места обручем. К этому невозможно привыкнуть. Или же я не настолько толстокожий.

Давид сидит ровно, но зная друга, догадываюсь, что мыслями он снова далеко. Механически зеркалит эмоции: хмурится или улыбается, в зависимости от происходящего представления.

— А сейчас самые маленькие наши воспитанники покажут свой танец.

Воспитательница объявляет следующий номер и на сцену выходят совсем крохи. Встают парами и начинают качаться под музыку.

Скольжу по детским личикам взглядом и чувствую, что сердце пропускает удар за ударом, а с лица сходит вся краска.

Наверное, я дошел до личной степени бреда, или от постоянного недосыпа ловлю галюны, но в нескольких метрах от меня… в сером платье… с отрешенным личиком топчется… Машка…

Наша маленькая крошка, еще недавно скакавшая на моей спине.

Мысли в панике мечутся, не находя ответа на вопросы. А я будто прирос к стулу, боясь вздохнуть.

— Давид, ты тоже её видишь?

Я всё еще в шоке и не могу поверить своим глазам.

Как? Кто? Почему?

Вопросы роятся в мозгу, но… бля, да я не могу поверить!

— Вижу, — Дейв сидит, сцепив зубы. Отчетливо видны скулы и поджатые губы.

— Сиди здесь, я сейчас.

Ждать терпения не хватит. Вот совсем нет. Делаю знак директрисе, чтобы вышла со мной.

— Девочка Маша, которая сейчас танцует. Как она сюда попала?

— Маша? — Тетка с хрен—знает—каким—именем, потому что оно мне на фиг не надо, морщит лоб. Ну понятно же, что она не знает детей по именам.

— Воспитательницу детей сюда. Живо! — Я рычу, срываясь. Изнутри душит ярость. Мысль «она не могла» пронзает раскаленной иглой. Не могла же!