Его сладкая месть
Шрифт:
Алекс отложил вилку и нож в сторону. Момент, когда он шел ко м не с другого конца стола, показался вечностью. Я медленно встала, забыв даже сделать глоток вина для храбрости. Или все дело было в том, что страха я при этом не испытывала?
Он коснулся моего лица. Нежно, будто намереваясь стереть все следы — своей пощечины в нашу первую встречу в доме, следы своих пальцев, которые сжимали мои скулы, не позволяя отводить взгляд в моменты накала страстей. Как будто пытался показать мне себя другого — не того, кто умеет жестоко подавлять, а себя из прошлого.
Впервые я смотрела в его глаза без страха и смятения, не искала в них свой приговор. Я как будто вернулась в прошлое, в котором еще не было тьмы, отравившей нашу реальность и вернувшуюся добить сейчас.
— Чего ты хочешь прямо сейчас, Марина?
Я знала, что скажи ему о том, что хочу — ситуация может выйти из-под контроля. Но мне было все равно. Накрыла подрагивающей ладонью его пальцы на своем лице.
— Я хочу, чтобы ты просто поцеловал меня. Так, как раньше. А впрочем, плевать. Можешь и так, как сейчас…
Было тихо. Только стучало сердце. Алекс ждал. А я уже не понимала, что происходит, и чего я хочу. Боялась себе признаться, что все, что сказал мне Александр — правда.
Мы не отпустили друг друга. Я пошла в западню с каким-то удовольствием психопатки, прикрывая свои страхи рефлексией. Я даже не делала попытки сбежать — более того, я об этом не подумала.
Потому что в сладком плену о свободе не мечтают. Но потерять саму себя я боялась едва ли не сильнее вероятной разлуки.
— И сегодня, если ты решил быть щедрым до конца, разреши мне спать в твоей постели, — прошептала я, накрывая его губы своими…
Когда я открыла глаза глубокой ночью, не в силах поверить в то, что время перенеслось на миг туда, на шесть лет назад, где мы были счастливы — никаких тяжелых мыслей, до того атаковавших мой рассудок, не было.
Я смотрела на игру теней на потолке. За окном разгулялась непогода, ветер трепал причудливые экспонаты ландшафта, оттого на фоне фонарей это все напоминало танец беснующейся тьмы.
Я повернула голову, глядя на спящего Алекса. Спящего так безмятежно, словно он сам, осознанно или нет, дал мне в руки оружие.
Если бы я была скована цепями, я бы не устояла перед искушением задушить его при помощи этих самых цепей. Но Крейн ка будто знал наперед, что такие мысли появятся в моей голове. Оттого нанес упреждающий удар — лишил меня сил в самом сладостном поединке.
Я почувствовала, как тело, несмотря на усталость после наших многочисленных любовных схваток, вновь охватила жаркая вибрация, задевшая по касательной сердце и сосредоточившаяся между ног.
…Поцелуй голодного хищника, который, оказывается, может быть нежным в омуте черной необузданной одержимости. Скатерть в плотно сжатый кулак. Остатки сервиза и ужина летят на пол вместе со свечами. Изумленно наблюдаю, как воск заливает блестящий паркет из явно дорогой породы черного дерева. Не загорится? Но они мерцают, догорая, словно тьма не желает мириться с их беспомощными порывами озарить все вокруг светом.
Алекс сжимает мое лицо в своих ладонях — крепко и
Поднимает над полом, продолжая целовать, и я ощущаю, как меня несут. Несколько неровных шагов, бедра касаются столешницы. На столе? Боже, серьезно?..
Додумать он мне не дает. Раздвигает мои ноги, скатывая платье вверх. И я теряю голову, уже окончательно потеряв не только ее, но и ход собственных мыслей. Кричу. Вонзаю ногти в его спину, пока он заполняет меня собой, медленно, прочувствованно, чтобы я вдоволь вкусила обратную сторону медали. Ту. Которая когда-то была моим смыслом. И мелькает в глубине души надежда, что так еще может быть.
А потом гаснет. Потому что я с изумлением понимаю, что жажду его тьмы ровно в такой же степени, как и света…
На волнах экстаза меня поднимало не раз и не два. Так высоко, что устоять было невозможно. Снова и снова. Пока мы не добрались до постели. Я думала, у меня нет сил? У меня не было сил остановить это великолепие!
К полуночи мы выпили друг из друга все силы и соки.
Засыпая, Алекс гладил меня по голове. А потом…
— Ты же понимаешь, что завтра это не повторится. Условия нашей сделки никто не отменял.
— Да, — мне было так хорошо, что я не испытала горечи. — Ты теперь точно заставишь меня произнести мое стоп-слово.
— Я уже жалею о собственных рамках, которые так опрометчиво выдвинул тебе, Марина.
Дальше говорить у нас уже не было сил. И как бы я ни хотела удержать подальше мгновения дня, когда мне позволили побыть той прежней Маринкой Самохваловой, от которой Александр Крейн потерял голову — усталость взяла свое. Я попросту уснула. Почему же встала? Что потревожило мой покой?
Во сне лицо Алекса было таким родным и безмятежным, что у меня защемило внутри. Потому что я поняла одно: все его методы начали давать свои всходы. Я со страхом думаю о предстающей разлуке снова. Как и о той дилемме, что остаться по доброй воле может стать для меня падением в ад.
Не удержалась. Обвела кончиками пальцев, едва касаясь, его волевой подбородок, заостренные скулы, плотно сжатые даже во сне губы. Стараясь любой ценой избавиться от мысли о том, что хочу делать это постоянно, каждое утро.
Что он мне хотел этим показать? Что у нас есть шанс уравнять тьму и свет? Нет. Скорее всего, я верила в то, во что верить не стоило.
Перебралась на подоконник, прижалась к откосу, подтянув к груди колени. Долго смотрела на то, как ветер гнет к земле куски самшита, сам сад за окном как будто тонет в призрачном мареве. Искала ответы на вопросы у разбушевавшейся стихии — и не находила. Скорее всего, их покажет только завтрашний день.
«Ты выстояла четыре дня. Четыре! В разрезе кошмарности ситуации это очень много. Осталось всего три. Всего лишь три. Собери волю в кулак. Хотя бы для того, чтобы у тебя потом был выбор, быть с ним или отказаться, больше не опасаясь преследования».