Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
– А мы разве не в «Возрождении»?
– Нет, пани Злата, это наша приемная. Вы же понимаете, секретность обязывает. – Профессор приторно улыбается, глаза лукаво поблескивают. Он похож на маленького ребенка, которому не терпится разболтать секрет. – Вы слышали о замке Ксёнж?
– Простите, но нет.
– О, это старейший замок Польши, с древней богатой историей. Кто им только ни владел, кто только ни обустраивал, а уж разрушить хотелось многим. Вам обязательно нужно о нем узнать.
– И для чего?
– Слышали, как говорят: хочешь что-то спрятать, спрячь это на видном месте? В Ксёнже толпы туристов почти
– Это очень интересно и немного странно, – не удерживаюсь я от откровенной реакции. – Больница вместо промышленных заводов нацистов… Но разве замок не принадлежит государству?
– Принадлежит. Но если ты в родстве с последней владелицей, то можешь претендовать на несколько помещений.
– Это вы? – удивленно спрашиваю я.
– Да, пани Злата. Не буду утомлять вас подробностями генеалогического древа, а предлагаю отправляться в путь.
– Вот так сразу? Но я хотела подумать, изучить документы, пообщаться…
– По дороге прекрасно и пообщаемся. А ваши мужчины пока изучат договора медицинского обслуживания.
Профессор так уверен в моем согласии и настойчив, что я даже не знаю, стоит ли спорить. Пытаюсь рассуждать, как неизлечимо больная Злата, приехавшая с надеждой на спасение. Наверняка она тотчас бы уцепилась за этот последний шанс и отправилась бы с Вежбицки на лечение, но, естественно, в сопровождении мужа и брата.
Других вариантов не нахожу, поэтому приходится согласиться.
Честно говоря, не испытывай я интуитивную подозрительность к Вежбицки, он бы мне понравился своей самоуверенностью, целеустремленностью, быстротой реакции, галантностью. Много ли найдется врачей, готовых бегать вокруг больницы в поисках пациента, а потом лично отвозить их в больницу? Или всё решают деньги?
События развиваются слишком быстро. После идиллического отдыха в отеле мы вдруг попадаем в лапы незнакомого профессора, вынужденные довериться ему и ехать всё дальше от Вроцлава, а уж Россия, кажется, и вовсе не существует. Самое странное во всем этом, что я начинаю привыкать к новой жизни, совершенно не скучая по будням в Питере.
Что же я буду делать, когда вернусь обратно? Наверное, умру от тоски. Но только после бабушки. С ужасом осознаю, что только она и составляет смысл моего существования, ради нее держусь. Вот только проблема в том, что у бабушки прогрессирующий Альцгеймер, и она меня зачастую не узнает. Несколько раз пыталась звонить ей в дом престарелых, но отвечала медсестра, что значит, бабушка снова не в себе.
Куда уходит человек, когда его личность постепенно уничтожает это страшное заболевание? Порой я спрашиваю себя, почему мне так не везет. Мать, отец, бабушка, а остальные родственники по неясным мне причинам с нами отношения не поддерживают. Непостижимым образом осталась одна на белом свете.
– Как вы себя чувствуете, пани
– Немного болит голова.
– Скоро уже приедем. Сейчас приоткрою окно. Чувствуете, какой свежий воздух? Это уже территория Ксёнжа – скалы и древние леса, которые его окружают. Вы всё это обязательно увидите.
Леса темнеют по бокам от гладкой дороги, а впереди виднеется парковая зона, в сторону которой и от нее двигаются туристические автобусы. Но мы сворачиваем направо и пробираемся по окружной лесной дороге. Сплошная конспирация. Иногда раздается трель мобильного телефона, и Вежбицки разговаривает с невидимым собеседником – резко, отрывисто, как командир с рядовым. И хоть профессор обещал, что начну понимать польский, ничего подобного не происходит.
Мне уже любопытно посмотреть на старинный замок. Честно сказать, завораживает перспектива провести там какое-то время. Однако мне крайне необходимо обговорить с Женей и Костей резкое изменение планов. И у нас случается такой разговор, когда автомобиль, тихо шурша колесами об опавшую хвою, останавливается возле контрольно-пропускного пункта и ворот, а Вежбицки выходит поболтать с охранниками.
– Что будем делать? – громким шепотом спрашиваю я, оборачиваясь на заднее сиденье и тараща глаза на невольных пленников автомобиля.
– Пробежался глазами по договорам, – докладывает Костя, – но ничего не нашел про таинственный препарат.
– Как так?
– Да тут всякая бурда про диспансеризацию, анализы, плазмофорез… бла-бла-бла…
– Так плазмофорез – это переливание крови. Очищение организма. Настоящая процедура, – объясняю я. – Из крови извлекают плазму и клеточные составляющие – эритроциты, тромбоциты, лейкоциты, а потом очищенная кровь возвращается в тело, а плазма удаляется. Но это бессмысленно. Плазмофорез особого эффекта не дает, хоть и достаточно часто используется. Ищи информацию об особом препарате, уникальном.
– Да нет тут этого! Просто диспансеризация, обследование. Про лечение ни слова.
– Бред какой-то, – удивляется Женя. – Секретность на секретности и секретностью погоняет. У них комар носа не подточит, это ясно.
– Но не ясно, что делать. А если меня изолируют в кабинете и будут брать анализы?
– А ты не давай разрешения, не подписывай ничего. Скажи, что просто осмотреться хочешь. Понятно?
– Смотрю на Костю и удивляюсь, как в нем вдруг проявилась серьезность. Но слушаюсь его беспрекословно. Не зря он на юридическом учится. Да это и ежу понятно, что насильно меня лечить не будут.
– Хорошо. Но вы только рядом держитесь.
– Это без вопросов.
Глава 5. Демьян. Община
– Делай что хочешь, но малец должен жить! – хватаю за грудки тщедушного измученного парня и трясу. Черт, как его зовут-то?
– Но оборотень почти мертв, кровь уже нельзя брать! – оправдывается он, дрожа от страха.
Между собой мы называем его врачом, но на самом деле это медбрат из «Возрождения», которого мы похитили на выходе из клиники. Он нам нужен. Нам необходима кровь оборотней, на которую подсадил этот подонок Вежбицки, выдавая за чудодейственный эликсир, спасающий от всех болезней.