Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
Вижу, как Костя порывается что-то сказать, Женя задумался, а я лихорадочно размышляю, стоит ли выказывать недоверие или лучше беспрекословно слушаться.
Моей природе ближе второе, поэтому соглашаюсь с Вежбицки. Думать некогда, прощаюсь с парнями и следую за уверенно идущим вперед профессором.
С интересом оглядываюсь по сторонам. Ничего подозрительного не нахожу. По бокам от коридора множество дверей из белого дерева, на табличках номера и названия по-польски, дублируются по-английски и оснащены значками, чтобы пациенты могли понять назначение помещения.
В
В больницах я чувствую себя как дома. Словно мне ничего не угрожает. Да и, честно сказать, любопытно сравнить подход к платежеспособным пациентам за рубежом с нашим, российским, зачастую наплевательским. Уж кому, как не мне, знать, как в России относятся к больным.
Вежбицки приводит меня в просторную и светлую палату, в которой есть все удобства, и здесь я, естественно, буду одна. Никаких соседей, полный комфорт.
По дороге он рассказывает мне о деталях госпитализации, но я слушаю вполуха, потому что информация ничем особенным не отличается от обычной – расположение в палате, осмотр, анализы, посещение родственников, время работы медсестер и так далее.
А еще Вежбицки много хвастается. Да какой у него уникальный центр, да какие передовые разработки, да какой доклад он готовит для мирового сообщества.
Тут я навостряю уши, надеясь услышать подробности о том, что же он представит миру. Как, например, объяснит, что требовали от родных пациентов после извлечения инсценировать их смерть? Собирается ли предъявить миру этих самых пациентов? Еще интересно, почему весь процесс лечения законспирирован.
Пока слушаю непрерывный монолог Вежбицки, машинально кивая, в палату входит медсестра, в руках у которой я с ужасом вижу лоток для сбора биоматериалов.
Мое разоблачение произойдет слишком быстро! Я не готова!
Я только вошла в доверие к Вежбицки, подобралась к нему так близко! Заметив ужас на моем лице, он хмуро смотрит на медсестру, что-то ей бросает по-польски, и она ретируется.
– Прошу прощения. Вы с дороги, измучены, а мы сразу за анализы. Такие порядки.
– А это обязательно вот так сразу, в первые сутки? Я бы хотела осмотреться, подумать о госпитализации, – умоляюще говорю я, но потом, опомнившись, надеваю маску богатой пациентки: – Я еще не решила, буду ли у вас лечиться. Хочу подробнее узнать о препарате, а лучше увидеть других пациентов с моей болезнью, близких к выздоровлению.
Услышанное профессору очевидно не понравилось. Не знаю, чего он ждал, но явно не того, что захочу гулять по больнице.
Но, как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает. В данном случае капризная пациентка хочет удостовериться, что ее здесь вылечат.
– Как скажете, пани Злата. Покажу всё, что нужно. Только переоденьтесь, у нас тут стерильность. Могу и лабораторию показать. Желаете?
– Если можно, – выдавливаю я. Не знаю, чего хотела бы Злата и понравилась бы ей такая перспектива, но попасть в лабораторию для меня не будет
– Конечно можно. Вот, – показывает он мне дверь, – там найдете пижаму и тапочки. Буду ждать вас снаружи.
Торопливо переодеваюсь в мягкую шелковую пижаму кремового цвета, надеваю тапочки, позволяю себе задержаться у зеркала, чтобы поправить прическу и макияж – уверена, что Злата Измайлова выглядела бы на все сто даже на прозекторском столе.
– Почти все палаты сейчас заняты, – горделиво рассказывает Вежбицки, когда начинаем неспешный променад. – Больные на разных стадиях заболеваний. Из поступивших сегодня только вы. Общение между пациентами мы не запрещаем, но мест для встреч не предусмотрено. Пациенты у нас из разных стран, поэтому знакомства завязываются редко. Но особого запрета на контакты у нас нет. Если хотите, знакомьтесь, проводите досуг вместе. Это что касается других пациентов…
Судя по тону, Вежбицки не приветствует сборища пациентов, обмен информацией между ними. Смотрю на него исподлобья, пытаясь понять, что он хочет мне сообщить. Скорее всего, в мягкой форме настаивает, чтобы сидела в палате и не высовывалась.
– А вот процедурные, здесь мы вводим наш уникальный препарат и следим за тем, как его принимает организм.
Передо мной полностью стеклянная стена, за которой вижу множество приборов – аппараты жизнеобеспечения и другие, считывающие разные показатели, столы и полки вдоль стен, капельницы, койки, в отделенном стеной блоке – барокамеры и аппараты МРТ.
Внутри суетятся медицинские работники, на койках расположилось несколько больных под капельницами.
– И как часто вводится препарат? – проявляю закономерную заинтересованность.
– Один раз в сутки.
– Сколько длится процедура?
– Больной проводит около часа в лежащем положении под присмотром врачей.
– Понятно… И сколько нужно процедур, чтобы наступило полное выздоровление?
– Зависит от степени тяжести заболевания, конечно же. Но обычно не больше месяца. Это привычный максимум.
– Что еще я должна знать? Побочные эффекты или несовместимость с другими препаратами?
– Побочные эффекты не сильнее стандартных при приеме лекарств – тошнота, головокружение, потеря аппетита и тому подобное. Я не чародей, – разводит Вежбицки руками, как бы говоря о том, что о побочных эффектах беспокоиться не стоит, раз на кону – полное выздоровление.
– А как действует ваш препарат? – подхожу к самому главному, и мне взаправду интересно, чем здесь вылечивают самые страшные болезни.
– Мы воздействуем на кровь пациента, вводя в нее наш чудодейственный эликсир и полностью обновляя ее, а через кровь он разносится по всему организму, исцеляя от болезни полностью и необратимо.
– Полностью обновляя? Что это значит?
– Вы внимательно слушаете и зрите в суть вещей, пани Злата, – отмечает Вежбицки, и мне слышится в его голосе недовольство. Наверное, не нравится, что докапываюсь.
– Так всё же?
– Мы практически удаляем больную кровь из организма и замещаем ее новой, усиленной нашим препаратом.