Эгоист
Шрифт:
Мысли эти, равно как и лежавшее в их основе подозрение, хоть и не были далеки от истины, не отличались тонкостью, а главное — били мимо цели. Даже те, кто считает проницательность своим призванием, вынуждены долго выстукивать молоточком темные недра чужой души, прежде чем нащупают булавочную головку истины, и этот процесс, именуемый удачной догадкой, все равно не доставляет нам истины в чистом виде — к ней всегда пристают чуждые наслоения. А все, что больше истины, тем самым меньше ее. В чистом виде истина достается либо тому, кто верит в нее непреложно, либо тому, кто готов терпеливо выжидать, чтобы она раскрылась сама.
«Другой!» — решила наша умудренная жизнью дама. А между тем другого не было;
— И вы решительно утверждаете, что не жаждете занять положение первой дамы в графстве?
— Решительно утверждаю.
— Дитя мое, я вам поверю при одном условии. Ну-ка, взгляните на меня. Вот у вас какие глаза! Если вы рождены для каверз, то лучшего оснащения и не нужно. Впрочем, я не понимаю, почему бы вам, завоевав приз, не успокоиться на этом и не вступить во владение им? Положение леди Паттерн, первой дамы в графстве, даст вам неограниченный простор… ведь вы поведете за собой все общество и можете делать, что только не взбредет в вашу взбалмошную головку. Уилоби дурно вел себя вчера, не спорю, но с этакой красотой, — и миссис Маунтстюарт нежно коснулась Клариной щеки, — с этакой красотой можно укротить любого монстра. А наш Уилоби так же легко управляем, как хорош собою. У вас красота такого рода, которую французы называют… Впрочем, нет, у вас красота королевы эльфов: они так и вьются вкруг вас. Улыбнетесь — и они начинают плясать, затоскуете — повесят голову. Нет, нет, в вас нет ничего инфернального — или, во всяком случае, пока нет. И, послушайте, милая Мидлтон, таким человеком, как он, можно ведь и в самом деле гордиться! Отправьте его в парламент, пусть себе там изливает свою желчь! На мой взгляд, у него великолепные манеры — чуть скованные, вы скажете? Возможно. До вчерашнего вечера, впрочем, я этого не замечала. Не понимаю, что с ним сделалось? Он обычно величав, как венценосец! Словом, образцовый английский джентльмен. Уж не обидели ли вы его чем?
— Да, мне пришлось его обидеть — такова моя печальная участь, — сказала Клара.
— И напрасно, дитя мое, ибо все равно вам придется сделаться его женой.
Клара выпрямилась, потом сжалась вся и слегка откинула голову назад.
— Подумайте, какой бы это был скандал! — воскликнула миссис Маунтстюарт. — Не захотите же вы последовать примеру девицы Дарэм? Я не знаю, чем было вызвано ее поведение — то ли ревностью, то ли еще чем. Вы же, по-видимому, успели зайти так далеко и в такой поразительно короткий срок, что, право, страшно подумать, где вы намерены остановиться. На вашем лице непритворное отвращение!
— Боюсь, что так оно и есть. Я ничего не могу с собой поделать. Нет, дорогая миссис Маунтстюарт, ничего я не совершу недостойного и бесчестного — это я вам обещаю. А вас я хотела бы молить о помощи. У меня много недостатков, я знаю. Я ужасно нетерпелива. Я не могу быть хорошей женой. Чувства, которые я испытываю, открыли мне глаза на скверные стороны моего характера.
— Богатство, красота, аристократизм, влияние, отменное здоровье, прекрасные угодья, — сварливым голосом перечисляла миссис Маунтстюарт все эти столь соблазнительные для женского сердца качества, которыми сэр Уилоби был так щедро одарен. — И вы хотите, чтобы я приняла ваши слова всерьез?
— Я прошу вас помочь мне.
— Чем?
— Убедите его освободить меня от слова. Заставьте его понять, что все остальное — бессмысленно.
— Лишь при одном условии, моя дорогая Мидлтон, соглашусь я вам поверить. Все эти разговоры о том, что у вас якобы нет сердца, разумеется, вздор. Такой перемене, если верить, что она и в самом деле произошла, вы обязаны именно сердцу, а не отсутствию его. Неужели вы сами этого не понимаете? Но если вы хотите,
— Да.
— А затем, уже после того, как приехали, постепенно и вдруг обнаружили, что выходить за него не намерены.
— Ах, сударыня! Да, это так.
— А теперь перейдем к главному. И на этот раз, прекраснейшая моя Мидлтон, вы не отделаетесь пылающими щечками. Даже змей-соблазнитель и тот может при случае краснеть, как девушка. Вы должны объяснить мне, как все это получилось. Даю вам на это шесть слов, не больше. И без всяких «сударыней» и «ах, миссис Маунтстюарт!». Итак — чем объясняется перемена в ваших чувствах?
— Я приехала… когда я приехала, у меня уже были некоторые колебания. Право же, я не выдумываю. Я обнаружила, что не испытываю к нему тех чувств, каких он, вероятно, заслуживает. Я переменилась… я сама была поражена, я не перестаю удивляться и сейчас. Ну, совсем, совсем переменилась! Так что думать о том, чтобы быть его женой, для меня все равно что…
— Только без сравнений… — перебила ее миссис Маунтстюарт. — А то, если оно окажется удачным, оно так и застрянет в вашей памяти навсегда. И позвольте вас заверить, что вы, мало того что превысили количество отпущенных вам слов, еще и лукавите со мной.
— Я готова поклясться, что нет!
— И окажетесь клятвопреступницей.
— А вы мне поможете?
— Если вы расскажете мне все начистоту, может, и попытаюсь.
— Милая миссис Маунтстюарт, что я еще могу сказать?
— Вам трудно, я понимаю. Но отвечайте хотя бы на вопросы.
— И тогда вы мне поможете?
— Ну, хорошо. Хоть не в моих правилах торговаться с друзьями. Итак, существует ли человек, которому бы вы были готовы отдать свою руку и сердце? Вот мой вопрос. Пока я не получу на него ответа, я не могу сделать и шагу. Отвечайте: существует такой человек — да или нет?
У Клары захватило дыхание: броситься очертя голову в бездну, всю глубину которой она измерила, отдаться упоению полной исповеди или прислушаться к трезвому голосу благоразумия? Существует ли такой человек? Одна мысль, что он существует, была почти равносильна свободе; признаться в том, что он существует, было бы гарантией ее.
— Ах, миссис Маунтстюарт!
— Ну?
— И вы мне поможете?
— Право, я начинаю сомневаться в том, что вы заинтересованы в моей помощи!
— Которому я была бы готова отдать руку и сердце?
— Постыдитесь! С вашим умом не понимать, в какое положение вы себя ставите, отлынивая от ответа!
— Дорогая миссис Маунтстюарт! Дайте мне вашу руку! Можно, я скажу шепотом?
— Зачем шепотом? Я отвернусь.
— Такой человек существует… — произнесла Клара дрожащим голосом. — Я чувствую себя ничтожеством по сравнению с ним. Если бы я могла быть ему полезной…
— Незачем продолжать. Итак, такой человек налицо.
— Ах, сударыня, дело не в этом! Это не то, что вы думаете. Вы требуете, чтобы я была скрупулезно правдивой. Вот я и хочу… Я хочу, чтобы вы поняли, что это чувство совсем не того порядка, какое имеют в виду, когда речь идет об… исповеди. Стать женой этого человека… я не позволяю себе об этом мечтать. Если бы вы спросили, есть ли человек, который вызывает у меня восхищение, я бы ответила: да, есть. Я не могу не восхищаться прекрасной, мужественной и самоотверженной душой этого человека. Его удел вызывает невольную жалость, но, жалея его, чувствуешь, насколько неизмеримо он вас выше, ибо виною его несчастий одно лишь собственное его благородство. Он живет ради других.