Эгоист
Шрифт:
— Мало того что он не владеет языком, на котором говорят с дамами, — а, на мой взгляд, всякий образованный мужчина обязан им владеть, — продолжал сэр Уилоби, — он совершенно не умеет использовать свои преимущества. Вот уже четыре дня, как он живет под одной кровлей с мисс Дейл, а отношения между ними не продвинулись ни на шаг. Хотите знать — отчего? Извольте, я скажу вам: недостаток темперамента. Старина Вернон, разумеется, весьма ученый малый, но при всем том он… рыба. Положим, у него свои причины бояться брака, но все равно он рыба.
— Следовательно, вы примирились с тем, что он вас покидает?
— Ложная
— Но если мистер Оксфорд… Уитфорд… Ах, ваши лебеди плывут сюда! Смотрите, какой у них негодующий вид! Как они красивы! Я хотела сказать — быть может, мужчина, когда он видит, что женщина явно отдает предпочтение другому, чувствует себя обескураженным?
Сэр Уилоби так и замер от внезапно осенившей его догадки. Хоть слово «ревность» и не было произнесено, он понял, к чему клонила Клара. Внутренне улыбаясь, он сказал — и тон его не оставлял места для сомнений:
— Быть может, некоторые юные девы тоже чувствуют себя «обескураженными», а? Немножко? Я, кажется, чересчур далеко зашел? Но ведь это же такая давняя дружба! Это как старая перчатка: раз — и натянулась на руку! Там, где существует естественная гармония, нет места разладу. И малейшее препятствие на пути этой дружбы тотчас внесло бы разлад. Милая моя! Какое вы еще дитя!
В своей иносказательной речи, построенной с похвальной туманностью, за которую Клара в душе была ему благодарна, он коснулся той самой темы, на которую ей хотелось завести разговор, и — как ей того хотелось — не называя вещей своими именами.
— Нет, нет, уверяю вас, другие — может быть, но я — никогда! — воскликнула она к вящему восторгу своего собеседника. — Право, Уилоби, здесь совсем не то, — уверяла она. — Я в жизни не испытывала ничего похожего на чувство, которое вы имеете в виду. Я ни на минуту не могу себе представить, будто имею какие-либо права на другого человека, я не допускаю, чтобы люди считали себя связанными словом, если между ними нет полного — полнейшего — во всем согласия. Поэтому чувство, на которое вы намекаете, для меня немыслимо — непостижимо, как вы однажды выразились, говоря о поведении Окс… Уитфорда.
Сэр Уилоби не пропустил эту оговорку мимо ушей.
Исполненный горделивого восторга, он громко расхохотался. «Окс-Уитфорд» — да ведь это же точный портрет старины Вернона в гостиной! Он и в самом деле «окс» — сущий бык! [5]
Очевидно, Клара, как это сплошь и рядом случается с неопытными девицами по отношению к друзьям своего суженого, несколько переоценивала достоинства Вернона, растрачивая впустую то, что принадлежало по праву одному ему, Уилоби, или, выражаясь высоким стилем, преклоняя колена перед идолами, расставленными на пути к храму, к тому самому храму, в который ей следовало нести свой религиозный пыл нерастраченным. Ну, да это пройдет, тут единственный лекарь — смех.
5
Окс (ox) — бык (англ.).
Что касается другого — ее ревности, он и слышать о ней больше не желал. Клара задета, в девушке
— Вы оба знаете ботанические наименования этих полевых цветов, — сказала она.
— Кто — оба? — спросил он.
— Вы и мисс Дейл.
Сэр Уилоби пожал плечами. Это становилось забавным.
— Я знаю только одну женщину на свете, которая достойна украсить мое ландо, — только Клару, только мою Клару!
— Какое ландо? Где?
— В Лондоне, моя дорогая, в Лондоне, где мы будем проводить по два месяца в году. Там я разъезжаю в ландо и смею вас уверить, мой экипаж произведет настоящий фурор. У старины де Крея глаза на лоб полезут, когда он его увидит.
Клара вздохнула. Никакими силами не удавалось ей хотя бы намеком навести разговор на нужную тему.
И вдруг она поняла, что чуть не упустила такую возможность; слегка зарумянившись, оттого что ей приходится наконец произнести это неприятное слово, она спросила:
— Вы имеете в виду зависть, Уилоби? Вы хотите сказать, что лондонцы будут вам завидовать? И полковник де Крей? Как это странно! Зависть и ревность — вот чувства, которых мне никогда не понять.
Сэр Уилоби развел руками: «Ну, конечно», всей своей мимикой давая понять, что это ее заявление он не ставит ни во что.
— Нет, Уилоби, не смейтесь, мне они в самом деле недоступны.
— Разумеется.
Вот он и попался в ее ловушку! И притом ему все еще продолжало казаться, что это он исследует анатомию женской души.
— Хотите, я вам докажу? Послушайте… Я настолько лишена этого чувства, что если бы вы ко мне пришли и сказали, — и, право же, я ничего бы в этом не нашла удивительного! — сказали, что мисс Дейл, как вы убедились, больше соответствует вам по своему складу, чем я, — а я, как мне кажется, подхожу вам очень мало, а вернее… если уж говорить начистоту, — совсем не подхожу… если бы вы мне так сказали… — только поверьте мне, прошу вас, Уилоби!.. — я бы тотчас вернула вам свободу! Право! И я всюду говорила бы о вас с искренним восхищением. Ах, Уилоби, поверьте, никто не отзывался бы о вас лучше, чем я, — и в частном разговоре, и в обществе, ибо в моих глазах вы остались бы самым честным, самым правдивым и благородным джентльменом, какого мне доводилось знать! Никто, — я осмеливаюсь это утверждать, даже она не могла бы восхищаться вами больше, чем я. Нет, нет, сама мисс Дейл не так бы вас превозносила, как я!
У Клары захватило дух от этого ее первого рывка на свободу; она как бы распалась на две части — на рассудок и нервы, и обе половинки бились друг о друга, оглушая ее своим кимвальным звоном; она была ошеломлена количеством мыслей, которые ей хотелось высказать, и необходимостью выбрать из них те, что вернее бы на него подействовали. Короче говоря, на самый непредвзятый взгляд она являла собой олицетворение женской ревности.
Он увидел, что и в самом деле зашел слишком далеко.
— Позвольте же мне устранить…