Эгоист
Шрифт:
Тем не менее, если бы только он мог быть уверен, что, несмотря на столь радикальную перемену в образе жизни, дух ее сохранится прежним, он, вероятно, решился бы соединить этих двоих столь необходимых ему людей, ради того чтобы удержать их подле себя, а также — чтобы успокоить невесту. Правда, мысль о такой возможности всякий раз вызывала в нем легкую судорогу презрения к женщине, способной на физическую измену; не удивительно, что он схватился за Книгу, раскрыв ее на той странице, где прекрасный пол заклеймен огненными письменами и где рассказывается о недостойных уловках затравленного зверька, пытающегося бегством спасти себе жизнь. В этой величайшей из книг женщине нет пощады. Впрочем, закроем ее.
Поскольку написана она главным образом мужчинами, именно мужчины и черпают силы в ее мудрых речениях. Перебрав в уме с полдюжины общеизвестных афоризмов,
При виде поблекших ланит Летиции он испытал новый прилив сил.
Его Клара — и вдруг ревнует к этому бедному, увядшему листку!
Что и говорить, было бы неплохо, если бы его невесте сообщились кое-какие достоинства Летиции. Но это вам не кулинария, и этих двух женщин не смешаешь так, чтобы они составили одно целое. Если попытаться варить их в одном котле — что сэр Уилоби, собственно, и делал, поселив их под одной крышей, — то в результате произойдет еще большее размежевание, усугубление индивидуальных черточек каждой. Другое дело, если б сами они стремились к совершенству и позаимствовали друг у дружки недостающие им качества! Или, если бы, скажем, некий достаточно просвещенный султан взялся бы на строго научной основе вывести у себя в серале новый вид! Стоит ли, впрочем, задерживаться на безумной мечте, промелькнувшей в голове сэра Уилоби с молниеносностью экспресса?
Тетушки Изабел и Эленор сидели с мисс Дейл, склонившись над пяльцами. Одного быстрого взгляда в сторону мисс Эленор было достаточно. Она поднялась и, бряцая ключами на поясе, дала мисс Изабел понять, что ее призывают хозяйственные хлопоты. Немного выждав для приличия, мисс Изабел столь же плавно исчезла в дверях вслед за нею: в доме царила идеальная дисциплина. Сэр Уилоби сел и, положив ногу на ногу, принялся барабанить пальцами по колену, отстукивая какой-то мотив.
Летиция почувствовала, что в его молчании кроется нечто значительное.
— Вы расстроены делами? — спросила она.
— Меня не так-то легко расстроить, — отвечал он. — Под «делами» вы разумеете дела государственные или личные?
— Я имела в виду государственные дела.
— Не думаю, чтобы я был меньшим патриотом, чем кто-либо другой, — сказал Уилоби. — Но я привык к глупости моих соотечественников; к тому же корабль, на котором мы плывем, достаточно добротен. В худшем случае нам грозит повышение цен и налогов; быть может, раздача супа бедным у ворот Большого дома или двух-трех десятков ведер угля да разрешение рубить деревья в дальних рощах. Не забывайте, что я феодал.
— Увы, времена рыцарей в доспехах миновали, — сказала Летиция. — А вместе с ними миновали и замки с подъемными мостами. С тех пор как мы увлеклись внешней торговлей, наш остров утратил свое былое положение.
— Да, независимости мы предпочли торговлю. Ну, да это наш старый с вами спор. Вы мне лучше скажите, что делать с разросшимся населением? Оставим, однако, политику, социологию и всю эту кучу новых варварских понятий. С присущей вам интуицией вы, как всегда, угадали мое состояние. Да, я не то что расстроен, но — несколько обескуражен. У меня столько различных дел, к тому же я подумываю о парламенте, и если Вернон оставит меня, то я просто не знаю, как со всем управлюсь. Вы слышали о его нелепых мечтаниях? Литературная слава, холостяцкая квартира, дешевые харчевни и тому подобная дребедень.
Летиция слышала о планах Вернона и — так как к литературной славе она относилась иначе, нежели ее собеседник, — покраснела. Затем устыдившись своего румянца, нахмурилась.
Сэр Уилоби тотчас галантно к ней склонился.
— Мисс Дейл хмурится? — игриво спросил он.
— Разве?
— Еще как!
— А сейчас?
— Как туча!
— Ах!
— Улыбнитесь же, чтобы развеять мои сомнения!
— Раз вы этого просите, постараюсь!
Великая грусть объяла сэра Уилоби. На свете не было другой такой женщины, с кем бы он мог так успешно воскрешать изящные манеры придворных дам и кавалеров старой Франции. Нет, он не жаждал возрождения той эпохи, он просто мечтал сохранить для себя небольшой заповедник, куда можно было бы забредать время от времени, когда на него найдет желание блеснуть изяществом своего ума в обществе дамы, способной оценить его по достоинству. Беседы с Летицией дарили ему эту сладостную иллюзию. Да и сама она не была лишена известной грации.
Сохранится ли в ней эта драгоценная способность сознавать
Следовательно, если есть опасность, что брачные узы хотя бы в малой мере могут на нее повлиять и что-нибудь в ней изменить, незачем ей эти узы навязывать, тем более что она как будто вполне смирилась с положением старой девы.
К тому же он и по сей час не совсем оправился от раны, которую несколько лет назад сам же и нанес своему чувствительному сердцу. Это было на балу, данном в честь его совершеннолетия, когда, движимый благородным порывом, он подвел Вернона к мисс Дейл и соединил их руки для танца. С тех пор — год, два и даже три спустя, — как бы пышно ни справлялся день его рождения, все великолепие торжества меркло в его глазах, стоило ему лишь вспомнить тот памятный день. И наконец, он еще не совсем избавился от алчного влечения решительно ко всем прекрасным представительницам слабого пола; так, в пору своей ранней юности он не мог равнодушно смотреть, когда какая-нибудь красавица, побуждаемая, как ему казалось, преступным легкомыслием, отдавала руку другому и позволяла себя увести. Он приходил в ярость, когда узнавал, что у какой-нибудь дамы, о красоте которой он был наслышан, объявлялся поклонник или — того хуже! — жених. Его объятия были необъятны, но не от безмерной чувственности — отнюдь! Он прекрасно понимал, что, будь он даже магометанин, он не мог бы обладать всеми женщинами на свете. Нет, он был бескорыстно влюблен в девственность и целомудрие — женихи и мужья были пятнами на его солнце. Ему было невыносимо видеть, как чистота приносится в жертву… другому. Что такое женщина, потерявшая свою первозданную свежесть? Помятая слива на лотке торговца фруктами — кто ее купит? О, румянец невинности!
— Повторяю, — продолжал сэр Уилоби, — теряя Вернона, я лишаюсь правой руки. А насколько я понимаю, дело идет к этому. Если мы не изыщем средства удержать Вернона, я его лишусь. Дорогая моя мисс Дейл, вы меня знаете. Во всяком случае, моего будущего биографа я, не задумываясь, направил бы к вам, — впрочем, в нарисованный вами образ пришлось бы внести небольшой корректив, дополнив его словом «себялюбие» и подчеркнув это слово жирной чертой. Для меня терять кого-либо из моего окружения — сущая мука. И если бы я мог предположить, что моя женитьба хоть сколько-нибудь изменит отношение ко мне моих друзей, мне было бы очень грустно. Зачем, скажите, Вернону покидать приятное и комфортабельное жилище ради грошовой профессии сочинителя? Какая ему в этом выгода? Слово «грошовый», — поправился Уилоби и отвесил поклон поэтессе Летиции, — относится, разумеется, лишь к скудности вознаграждения за литературный труд. Ну пусть, пусть он переезжает из Большого дома, если опасается, что появление молодой хозяйки нарушит прежнюю гармонию! Он ведь чудак, хоть и славный малый. Но в таком случае ему следует обзавестись собственным домом. Мой план относительно Вернона — а мужчины, мисс Дейл, да будет вам известно, не меняют своего отношения к старым друзьям и после женитьбы, — итак, мой план, который почти ничего не изменил бы в его образе жизни, — выстроить для него где-нибудь в дальнем конце моего парка маленький поэтический коттедж — на двоих. Я даже присмотрел одно местечко. Но вот в чем вопрос: может ли он жить там один? Мужчины, как я уже говорил, не меняются. Почему-то мы не можем утверждать того же о женщинах!
— Боюсь, что видовое понятие «женщина» заслоняет для вас отдельных женщин.
— Быть может, я и ошибаюсь относительно некой конкретной представительницы названного вида, но именно в силу моего расположения к ней я ощущаю известную тревогу. Подобное малодушие недостойно нас обоих, я знаю, но поймите источник моего страха! Видите ли, человек существо столь несовершенное, что, даже когда речь идет о чистейшей дружбе, ему свойственно испытывать ревность. Вместе с тем я был бы счастлив видеть эту конкретную особу счастливой, благополучной, живущей неподалеку от меня и дарующей мне свое общество. Эту особу я не воспринимаю как видовое понятие, поверьте мне!