Эгоист
Шрифт:
В молодости, когда начинаешь слишком уж углубляться в свои невзгоды, на выручку приходит спасительное забвение. Ибо молодая мысль — наполовину мечтания, а молодые мечты пронизаны радостью, и в результате столкновения этих двух начал, хоть грусть и не подменить весельем, образуется род наркотика.
«Неужто я навеки связана словом?» — спросила себя Клара вдруг, словно только что очнулась.
Она взглянула на постель, в которой провела ночь, бесплодно сетуя на свою судьбу; затем перевела взгляд на высокую волнующуюся траву на холме, за которым
Неужели всю эту борьбу придется вести заново?
Постепенно истинное положение дел представилось ей со всей ясностью, сердце ее словно оборвалось.
«И я живу у него в доме, в его доме!» — воскликнула она. Эта мысль была равносильна открытию — так велико было действие упомянутого наркотика, этой способности мечтать, несмотря ии на какие мучения. Клара вздрогнула, произнеся эти слова. Она в его доме, его гостья, его невеста, суженая. В беспощадном свете дня этот факт предстал перед ней с отчетливостью гравюры на меди.
Она почувствовала, что не может больше оставаться в комнате ни минуты, и побрела по направлению к пруду.
Она остановилась среди буков, мимо которых должен был пройти мальчик на обратном пути. Необычность ситуации, в которой она сейчас оказалась, — она, привыкшая быть дичью, вдруг выступает в роли охотника! — внезапно открыла ей глаза на нечто такое, чего она предпочла бы не замечать. Впрочем, почему бы ей не сознаться себе, что она поджидает именно Вернона — ей ведь нужно с ним поговорить, как с советчиком, жестким, суховатым, но для нее полезным.
На поросшем травою холме появились две фигуры. Размахивая мокрыми полотенцами, они бежали наперегонки.
Кто-то их окликнул. Раздался топот копыт. Клара повернула голову и увидела, как Уилоби пронесся верхом по аллее, крикнул что-то Вернону на ходу и ускакал. Только тогда она решила показаться.
Кросджей закричал. Уилоби повернул голову, не поворачивая, однако, коня. Мальчик в один скачок очутился подле Клары. Он переплыл пруд — туда и обратно! Они бежали с мистером Уитфордом наперегонки, и он вышел победителем! Ах, как жаль, что мисс Мидлтон не было с ними!
Клара слушала его с завистью. «Как, однако, мы, женщины, скованы в своем поведении», — подумала она.
— Вы только что говорили с сэром Уилоби, — сказала она вслух.
Кросджей вытянулся в струнку и, комически утрируя, изобразил прощальное приветствие баронета.
Он бы не осмелился на такое, если бы не угадывал чутьем настроение аудитории.
Клара, однако, не позволила себе улыбнуться, Кросджей со смехом повторил свою выходку. Между тем к ним присоединился Вернон.
— Послушайте, мистер Уитфорд, — воскликнул Кросджей, — кто это? — и повторил свою буффонаду в третий раз, еще выразительнее, чем прежде.
Вернон наклонился, чтобы его схватить. Кросджей увернулся, отбежал и повторил жест, исполненный величия.
— Доброе утро, мисс Мидлтон, как вы рано сегодня поднялись! — сказал Вернон. Его мокрые
Она ожидала встретить в нем немного той нежности, которую намеревалась отклонить, ибо знала, что он мог быть очень ласков, и смотрела на него, как на своего врача, который сделает хотя бы попытку предложить ей бесполезное лекарство.
— Доброе утро, — ответила она.
— Уилоби уехал на весь день и вернется только к вечеру.
— Какое прекрасное утро для купания!
— Да.
— Я могу шагать очень быстро, если хотите.
— Спасибо, я согрелся.
— Но вы предпочитаете быструю ходьбу, я знаю.
— Когда иду туда.
— Понимаю. Ах, этот обратный путь домой! А почему Уилоби вздумалось уехать на весь день?
— У него дела.
Пройдя несколько шагов в молчании, она сказала:
— Он, кажется, очень уверен в папе.
— И, как увидите, не без оснований, — сказал Вернон.
— Но отчего же? Я не понимаю. Ведь папа дал мне слово…
— Ну да, уехать с вами на два дня.
— Но даже это было бы…
— Возможно. Но другие тоже не дремали. Если ваши намерения были серьезны, вам следовало бы поговорить с отцом начистоту, без проволочек. Это я и позволил себе вам посоветовать — полагая, что вы не шутите.
— Шучу?! Вы прекрасно знаете, что это не так. Я просто хотела пощадить отца.
— В данном случае это невозможно.
— Ах, если бы человек, с которым я себя связала, был иным! Я еще не знала своего тюремщика. Я думала, довольно объясниться с ним, и он меня отпустит.
— Таких мужчин, которые согласились бы отказаться от завоеванного сокровища — только оттого, что с ними поговорили, — мало. Уилоби не из их числа.
«Сокровища»! Это слово в устах Вернона отдалось в ее душе радостью, которая немного утешила ее в ее унижении.
Она хотела бы возразить. Какое она сокровище? Никто ее так не воспринимает, кроме человека, который считает ее своей собственностью. На самом же деле никакое она не сокровище.
Впрочем, ей было не до тонкостей.
— Неужели он думает, что я могу вновь перемениться? Или я приз, который можно выиграть в лотерею? Право же, я не в силах больше здесь оставаться. А если он рассчитывает… Мистер Уитфорд, если он в самом деле считает, что я могу снова перемениться, одуматься, то держать меня здесь хитростью не только жестоко, но и неумно. Еще в разлуке, быть может, и могло бы что-нибудь измениться, но здесь…
— Умно или нет, но он вправе пускаться на любые уловки, вправе считать вас во власти заблуждения и полагать, что, если вы побудете здесь, вы настроитесь на лучший лад, — лучший с его точки зрения, разумеется. Это его полное право. Не забывайте также, что вы кругом перед ним виноваты. Вы сами это признаете, коли взываете к его великодушию. И всякий человек вправе пытаться удержать то, что ему дорого. Взгляните трезво на факты.