Эгоист
Шрифт:
Увлеченный новой надеждой, Уилоби решился отпустить полковника одного и уже мысленно потирал руки. Обдумав, как он избавится от Кросджея и останется в лодочном сарае наедине с Кларой, он заранее упивался победой: ведь это он ее нашел! Но черные мысли снова его одолели. Он их отогнал: как бы то ни было, можно было рассчитывать, что он останется с нею наедине, — и уж на этот раз ей не дождаться пощады!
Когда перед джентльменами распахнулись парадные двери, глазам их предстала картина всемирного потопа. Мокрая молодая листва, потеряв всякий оттенок зелени, сверкала, как темная сталь. Песня дождя слилась в сплошное журчание.
Дамы принялись громко порицать Клару, обращая к ней риторические упреки, ибо неблагоприятные обстоятельства обладают
Летиция, однако, уговорила их пощадить старика.
— Вы в какую сторону? — спросил Уилоби. Он уже сам мечтал избавиться от спутника.
— В какую угодно, — ответил де Крей. — Я подброшу свою башку, как монету: орел или решка!
Уилоби был не в состоянии больше сносить эту дикую белиберду. Де Крей заметил, как его приятель украдкой обернулся — проверить, не следуют ли за ним по пятам, и подумал: «Черт побери, а ведь этот чудак и в самом деле влюблен! Только не там он ее ищет. Эта девица, насколько я понимаю, особа решительная. Таких, как она, — одна на тысячу. Впрочем, из них получаются превосходные жены. Лишь бы они попали в хорошие руки. Такую встретишь — и в самом деле захочешь нацепить ярмо. Дайте мне только случай! Такая, если полюбит, будет верна до гроба».
Он вдруг вспомнил ее всю: ее лицо и ее платье — легкое, прозрачное, словно сотканное из лепестков цветка. Только бы она успела вовремя укрыться от ненастья!
У сторожки возле Западных ворот парка ему сказали, что мисс Мидлтон проходила здесь вместе с Кросджеем и обратно не возвращалась. А полчаса спустя через эти же ворота прошел мистер Уитфорд.
— Верно, в погоне за своим молодцом? — спросил полковник.
Жена и дочь сторожа знали о проделках Кросджея; да, мистер Уитфорд справлялся о нем и, должно быть, его настиг и погнал домой сменить одежду; Кросджей вернулся и на предложение отдохнуть и обсохнуть в сторожке ответил отказом (обитателям сторожки даже почудилось, что он плачет) и поплелся по мокрому газону, понуря голову, — видно, на душе у бедняги было не слишком весело!
— Должно быть, мистер Уитфорд дал ему хороший нагоняй, — сказал полковник де Крей. — И поделом!
Обе согласились. Да, да, похоже, что полковник прав. А услышав, что Кросджей так и не пошел в Большой дом переодеться, весьма осудили его своеволие — ведь на нем ниточки сухой не было!
Де Крей взглянул на часы: десять минут двенадцатого. Если его смутная догадка о намерениях мисс Мидлтон верна, буря должна была ее застигнуть на полпути к цели. И, насколько он представлял себе (или, как сказал бы он сам, изучил) Кларин характер, никакая непогода не могла сбить ее с намеченного пути. Вследствие чего полковник пришел к заключению, что поезд, должно быть, уже мчит ее в объятия очаровательной черненькой Люси Дарлтон.
Впрочем, дождь — это де Крей допускал — мог ее задержать, и так как никакой другой маршрут не приходил ему в голову, он решил отправиться в Рендон, на станцию, заглядывая по дороге в окна всех встречных коттеджей и ферм.
Глава двадцать шестая
У сторожа был сын, приятель юного Кросджея, разделявший многие его шалости и приключения. Сей отрок страстно мечтал стать лесничим и вместе с Кросджеем и неким юнцом из выводка нынешнего лесничего имел обыкновение бродить по окрестностям, готовясь к профессии, вполне отвечающей также и вкусам его товарищей. Предначертанная Кросджею судьба, связывавшая его с таинственными просторами морей, снискала ему у приятелей звание капитана, и с их согласия он являлся предводителем этого отряда из трех. Когда ему удавалось улизнуть с урока, его почти всегда можно было обнаружить
Вернон никак не ожидал, что мисс Мидлтон станет поощрять мальчика манкировать занятиями; чтобы в это поверить, ему пришлось призвать на помощь ряд афоризмов, посвященных слабому полу древними авторами.
Дождь хозяйничал повсюду, широким пологом расстилаясь от холма к холму; в отдалении слышался гром, а в перерывах между его глухими раскатами ливень бил по земле с жадным урчанием, словно кто-то до краев наполнил свиное корыто, и огромное голодное сборище с громким чавканьем набросилось на еду.
Какие только сравнения и образы не придут человеку на ум во время быстрой ходьбы, особенно если человек этот от природы наделен поэтической душой и чувством юмора! А проливной дождь — веселый попутчик тому, кто, не обращая внимания на промокшую одежду и на жалобный визг, издаваемый его башмаками, бодро шагает вперед. К тому же дождевые тучи, что идут с юго-запада, хмурятся недолго; они прижимают землю к своей груди и в избытке чувств покрывают ее сочными поцелуями, а затем, подобно закинувшему голову соколу, к клюву которого пристали перья зажатой в когтях жертвы, водянисто-туманным силуэтом поднимаются ввысь. В любую минуту пелена эта готова прорваться, обнажив пронизанную солнцем верхнюю гряду облаков да кусочек неба, по краям зеленый, как лужайка, омытая предрассветной росой. Или вдруг, подпираемые белыми плечами титана, небеса разверзаются лазоревым смехом. Смех этот может обернуться долгой, ясной улыбкой, а может в тот же час оборваться. Впрочем, водянистые силуэты, бег облаков, погоня их друг за другом, их крутые подъемы, смутная лепка светом и тенью, взбудораженная листва деревьев, машущая им вдогонку, треск ломающихся сучьев, победные крики упрямых придорожных кустов, воюющих с ветром и уступающих его порывам один или, самое большее, два листочка, и то с боем, — вся эта упоительная борьба, вся эта картина разбушевавшейся стихии не нуждается в ярких красках, чтобы зажечь восторгом сердце того, кто издавна привык к большой дороге и к пустынным, поросшим вереском холмам. И пусть он вымок до нитки, душа его поет.
А ты, насмешливый столичный щеголь, как бы выглядел ты, если бы дождь и буря застигли тебя в поле, под открытым небом? Посмотрел бы я, какие бы откалывал ты антраша в тщетном стремлении сохранить сухим хоть клочок своей одежды — несчастный, загнанный мышонок, жалкая игрушка стихий! Нет, под нашим небом человек должен уметь равно переносить и дождь и солнце. Тот, кто хочет испить таинственный эликсир, кружащий голову и дарующий силу мышцам, пусть влюбится в тучи, бегущие с юго-запада, пусть влюбится в них со всей страстью любовника!
Если бы не тревога за мисс Мидлтон, ничто не омрачало бы безмятежного упоения Вернона. Но, даже испытывая эту тревогу, он наслаждался, как чайка, кружащая над пенистыми валами океана. Пусть Швейцарские и Тирольские Альпы на долгие месяцы спрятали от него свои снежные вершины, никто не отнимет у него залихватского пения юго-западного ветра, скачущего во весь опор! Ливень сменился кротким дождем, под колышущимся пологом которого проступил темный рельеф раскинувшейся кругом земли. Облака начали свое столь милое сердцу Вернона восхождение, волоча за собой, однако, длинный шлейф, предвещающий новый ливень. Это было плавное движение по диагонали, а не крутой, орлиный полет ввысь, сулящий ясную погоду, да и отдаленные холмы не были опоясаны туманной лентой.