Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет
Шрифт:
– У меня осталось семь долларов!
– Ничего, – сказала она, – это презент!
Я выбрал жене лайковый костюм, Миша куртку, и напоследок она говорит:
– Передайте привет товарищу Петухову и ему презент.
Взойдя на теплоход, мы стали гадать, как все это провезти. Вещи дорогие! Мы боялись, что больше нас не выпустят».
Последние – выделенные нами – три фразы сегодня нуждаются в переводе с советского на постсоветский язык.
Известнейшие в Одессе писатель и артист волнуются, как они пройдут таможню на родине. Почему?
Да потому что на таможне известно, какая
Вот так власть запросто залезала в карманы людей.
Заметьте – не наркотики, даже не запрещенная литература, а – заграничные вещи, которые они не имеют права везти, потому что им не положено их иметь!.. Это уже, напоминаю, считалось уголовщиной. И, как минимум, по доносу таможни их могли больше не выпустить за границу.
«Когда Миша, надев куртку, подошел к таможеннику в Одессе, тот еще издали вскричал:
– Михал Михалыч! У вас этой куртки не было!!!
Миша:
– Она была в чемодане! – Миша открыл чемодан. – Вот здесь!
И таможенник увидел в чемодане плакат Пугачевой! С автографом!
– Это мне? – сказал он.
– Конечно! – сказал Миша и спокойно прошел.
Моя очередь.
– Ну, что везем?
Я затрясся!
– Что везем, что везем? – сказал я. – Как вы могли такое допустить? Месяц меня не было, а “Черноморец” вылетел из высшей лиги!
– Представляете, – возмутился и он, – проиграть “Кайрату” на своем поле!!! Иди, ты меня расстроил.
Прошел!»
Карцев вспоминает дальше то время, когда «открылась граница» – стало возможно отправиться в разные страны уже без характеристик с подписями треугольника – лишь бы эти страны выдали визу. И получить эту визу было, как правило, много легче, чем в советское время – разрешение на выезд за пределы своей страны…
«И самое главное, – пишет Карцев, – мы были свободны, у нас появились деньги, мы уже не брали с собой колбасу, консервы и кипятильники…»
Некоторые люди вот это возвращение чувства человеческого достоинства не ценят ни во что – в сравнении с ценами на товары.
По-моему, это неправильно.
36. Все советские люди были равны, но одни равнее других
… Скажем прямо – не всем в Советском Союзе меняли на 24 дня – 24 доллара.
В том-то и дело, что в советской общественной структуре было полно разнообразных льготных тонкостей. Но знали про них только те, кто ими пользовались.
Отто Лацис вспоминал, как он в качестве эксперта помогал готовить речи премьера А. Н. Косыгина на сессиях СЭВ и в 1980 году летел с премьером на сессию в Прагу.
«Вылетали из правительственного аэропорта Внуково-2, разумеется, без таможенных формальностей. Меня предупредили перед вылетом, что можно взять не червонец, полагавшийся любому туристу, а побольше денег – обмен на чехословацкие кроны будет возможен без ограничений.
В день закрытия сессии новый многоэтажный универсам «Котва» в центре Праги после окончания его работы будет открыт на два часа специально для участников сессии СЭВ. Но для большинства приехавших советских чиновников возможность покупок в Праге – рыночном рае для рядового советского человека – была не очень интересна. Оказывается, смысл вывоза рублей был в другом: там же, в Праге, советское посольство устраивало высокопоставленной делегации обмен выменянных за рубли неистраченных крон на чеки «Березки».
По правилам такой обмен дозволялся лишь постоянно работавшим за рубежом советским гражданам, что позволяло государству частично вернуть себе выплаченную в виде зарплаты иностранную валюту. Приехавшим в краткосрочную командировку обмен валюты на чеки был формально запрещен, и лишь по знакомству можно было договориться в посольстве об обмене жалких остатков командировочных валютных сумм. Но чтобы вот так, без ограничений поменять рубли в трехдневной поездке… В Москве на черном рынке чеки, получаемые за валюту соцстран (они считались второсортными – выше ценились чеки, выдаваемые в обмен на твердую валюту [повторю пояснение, если кто забыл, – твердой, то есть всегда остающейся в цене, называлась валюта капиталистических – как учил ленинизм, загнивающих стран. – М. Ч.]), можно было продать по два рубля за рубль. Иначе говоря, благодаря предоставляемой совминовским чиновникам возможности неограниченного обмена они могли удвоить ту сумму, которую захватывали в дорогу.
Такие мимолетные радости для третьеразрядных чиновников ЦК и Совмина давали доход, какой рядовым гражданам и не снился. Но все это были копейки в сравнении с тем, что доставляли им вполне узаконенные, хотя и не афишируемые привилегии (здесь и дальше выделено нами; вот на этих-то скрытых привилегиях и воздвигалось невидимое, но весьма серьезное расслоение советского общества. – М. Ч.). И уж тем более это не шло ни в какое сравнение с реальными доходами чиновников более высокого ранга.
Помня это, я очень скептически отношусь к суждениям тех социологов, которые сопоставляют данные статистики о социальной дифференциации в годы «социализма» и в пору рыночных реформ и вздыхают о возросшем разрыве между бедными и богатыми. Реальной статистики о жизни богатых времен «социализма» просто не существует, а на основании эмпирических наблюдений можно с большой долей уверенности утверждать, что разрыв по меньшей мере не возрос, а то и сократился. Возросла информированность общества о доле богатых – не более того.