Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет
Шрифт:
«– Анатолий Чубайс однажды сказал, что единственный его близкий друг – это вы. Вы ведь давно дружите?
– Мы познакомились в 82-м. Я помню этот момент с точностью до места и времени…. Открылась дверь у меня в кабинете, и вошел молодой худенький рыжий человек. Он сказал, что читал мою последнюю статью в журнале “Вопросы экономики” и хотел бы, чтобы я подъехал к ним и выступил у них на семинаре. Что я и сделал. К 1986 году, когда мы проводили семинар на Змеиной горке, с которого и начались российские реформы, мы уже стали близкими друзьями» (Интервью
Интервью с Вячеславом Широниным в 2006 году:
«– Как вы видите место этого семинара в истории – политической, экономической?
– Есть такой Вацлав Клаус – нынешний президент Чехии (это – 2006 год. – М. Ч.). Он как-то летел с половиной этих людей в самолете и сказал, что если они сейчас упадут, то Россия останется без экономистов, – что совершенно верно.
…Зайдите в книжный магазин и посмотрите на полки с экономическими и юридическими книгами. У юристов эта работа проделана не была – там ни переводов, ни осмысления – ничего. На мой взгляд, это огромная проблема для страны. В экономике же было сделано “переваривание” современной мысли…»
Как же происходило это «переваривание»?
В начале 80-х действовали разные неформальные экономические семинары в Москве и в Ленинграде. И их участники с 1982 года, познакомившись, ездили друг к другу в гости – обсуждать насущные вопросы. Некоторые из этих семинаров КГБ, выследив, прикрыл. Участникам, естественно, хотелось их возобновить.
В Ленинграде (как и в Новосибирске) слежка была гораздо сильнее, чем в Москве. Это вообще всегда чувствовалось – в 60—80-е годы, когда мы, москвичи, попадали в Ленинград, то сразу видели, что люди ведут себя тише, осторожнее…
А Егору и нескольким его сотрудникам повезло дополнительно: глава их института не только был, как уже сказано, зятем премьера Косыгина, но и заместителем председателя Госкомитета по науке, да к тому же по международным делам, так что, по мнению Широнина, «человеком с погонами или около того». (Под «погонами» мы в те годы всегда подразумевали невидимые, то есть присвоенные секретно погоны офицеров Комитета госбезопасности).
«…У нас не было той проблемы, что чего-то нельзя говорить».
Но тут же одно пояснение устанавливает границы этой свободы слова.
«– Велась ли запись семинаров?
– Нет, этого боялись».
А разговаривать – разговаривали.
«Было много кулуарного общения. И “ученого”, и “не ученого”. Коллеги много говорили о будущих реформах».
Вообще, если попытаться сказать коротко, – все эти молодые люди хотели узнать правду о том, какустроена экономическая жизнь в их стране.
16. Туфта без конца и без края
Вспоминает Широнин: «Мы с Авеном были во многом под впечатлением от того, что увидели на Алтае. Татьяна
С академиком Заславской – одним из лучших экономистов советского времени – власти считались.
И при ее помощи молодым экономистам в Алтайском крае открылась действующая по немыслимым в цивилизованном мире правилам, вывернутая наизнанку советская экономика…
Петр Авен и Вячеслав Широнин – в Барнауле. Заславская с утра – на заседании бюро крайкома КПСС. И, вернувшись, рассказывает Петру Авену и Широнину, как все происходило.
А молодые экономисты, хоть и жили все время здесь, в Советском Союзе, просто поверить не могут своим ушам.
На заседании составляются планы на будущий урожай – кто сколько центнеров предполагает в своем районе взять с гектара. Секретари называют цифры, которые они берут на себя, – ручаются за ту цифру урожая с гектара, которую надеются получить.
«Выглядело это так: зал дома культуры, партер и сцена, на ней – бюро крайкома во главе с первым секретарем, а в партере – первые секретари районных комитетов. Обсуждают они план по урожайности. Вопрос звучит так: «Ты сколько центнеров взял?» Так первый секретарь обращается к районным секретарям. И дальше они начинают торговаться. Вилка – от 16 до 18 центнеров с гектара. Районы хотят брать меньше, чтобы потом было легче отчитываться, а с них требуют больше, и они торгуются очень всерьез: все красные, курят в коридоре, нервничают…
Вообще, если ты выбил 16, то ты герой, если уступил до 18-ти – это стыдно. Дальше мы приезжаем в этот район, я беру в руки книжечку, в которой записана статистика по Алтаю за последние 50 лет, и вижу, что средняя цифра – 12 центнеров с гектара. За все эти 50 лет больший урожай, что-то около 18-ти, был только один раз.
Я начинаю разбираться, какая тогда им разница: 16 или 18 центнеров.
Оказывается, что есть.
Есть план, который, если перевыполнить, то дают орден или еще что-то. Есть плановое задание, которое уже не 16, а 14, – от него зависит зарплата. Есть задание райкома, которое, скажем, уже 12, 5. И от него зависит, что тебя не вызывают на ковер и не наказывают. А еще у секретаря райкома есть книжечка, в которой записано все, что он заначил (для тех, кто не знает этого слова: запрятал, не объявил – жене или начальству; утаенную сумму называют заначка. – М. Ч.) перед своим начальством, чтобы было чем кормить скотину зимой. То есть на самом деле сложность этих информационных потоков была потрясающей.
– А насколько в бюро обкома понимали степень разнообразия цифр?
– Все всё понимали».
То есть – вся партийная власть знает, что 16 или 18 центнеров – цифры нереальные. Секретари называют эти цифры, зная заведомо, что столько с гектара им не собрать. И еще они знают, что именно эти цифры будто бы убранного урожая они отправят «наверх» – в ЦК…
Вот это и называлось – гнать туфту. Появилось это выражение, возможно, в сталинских лагерях, где без туфты нельзя было получить свою пайку черного хлеба, то есть физически выжить.