Егоркин разъезд

Супрун Иван Федосеевич

Егорка взял мешок и только хотел податься в сторону от линии за кювет, где росла высокая и густая трава, как вдруг уловил дружный многоголосый припев: «Раз-два, взяли! Раз-два, подали!» Егорка прислушался — где же это кричат? «Еще раз, подалась!» — донеслось со стороны станции. Егорка живо юркнул в калитку и взбежал на насыпь. Напротив перрона, на линии, находилась почти вся артель путейцев.

Работали дружно и торопливо: одни тянули рельсы, другие укладывали шпалы, третьи носили на носилках балласт и щебенку. Аким Пузырев и дяденька Тырнов взмахивали молотами —

забивали костыли.

Аким Пузырев заносил молот высоко над головой и с такой силой опускал его на костыль, что казалось — промахнись он и попади по рельсу — рельс разлетится вдребезги. Лицо его при этом хмурилось, надувалось, краснело, а из груди вырывался короткий вздох — «и-эх!..» Опустив молот, Аким пережидал секундочку и затем, для вторичного удара, поднимал его прямо перед собой с усилием: будто молот припаивался к шляпке костыля. Два раза Аким промазал: костыли перекосились, и их пришлось выправлять.

Дяденька Тырнов относил молот в сторону, резким и ловким движением поднимал, но не так высоко, затем, опустив его на костыль, не пережидал, а моментально вскидывал для вторичного удара: молот не прилипал к костылю, а легко соскальзывал с него. Лицо у дяденьки Тырнова не краснело, не надувалось, и если бы не капельки пота, выступившие на лбу, можно было бы сказать что ему нисколечко не тяжело. Промашки у него не было.

«Вот ведь как, — удивился Егорка. — Аким такой силач, а костыли забивает хуже дяденьки Тырнова. Почему это?»

Постояв еще некоторое время, Егорка вспомнил про траву и хотел идти, но его увидел дед Вощин.

— Ты чего торчишь тут с мешком? — крикнул он.

— Думаю за травой идти, — ответил Егорка.

— А долго будешь думать?

— Не знаю.

— А если не знаешь, то возьми вон ту посудину, — Вощин, указал на стоящее около линии ведро, — да принеси-ка нам водицы, а то всем пить хочется, а смелости сходить за водой ни у кого нет, ты же, я знаю, парень отчаянный!

— Сейчас, — ответил с готовностью Егорка и, схватив ведро, кинулся к станционному колодцу.

Когда Егорка принес воды, рабочие устроили небольшой перерыв. Первым подскочил к ведру Аким. Он обхватил его обеими руками, легонько поднял и начал пить. Пил долго, не отрываясь, и так жадно, что не замечал, как по его бороде и животу стекали струйки. Потом тяжело отдышался, сел на кучу балласта и закурил.

После Акима стали по очереди прикладываться к ведру другие. И только дяденька Тырнов не спешил. Положив молоток на шпалу, он пошел вдоль линии, осматривая рельсы.

— Ты чего там, Кузьмич, ищешь? Иди сюда! — крикнул Аким.

Ответа не последовало.

Переждав немного, Аким снова позвал:

— Иди покури да послушай, какую интересную штуку я расскажу.

Тырнов промолчал и на этот раз.

— Ревизор какой нашелся, — буркнул себе под нос Аким и почему-то пересел с балласта на рельс.

Через минуту Тырнов вернулся и встал около Акима.

Егорка приблизился к ним сзади и навострил уши: ему очень хотелось послушать интересный рассказ Акима.

Вытащив из кармана кисет, Тырнов тяжело вздохнул:

—

Жарынь…

— Да, уж печет, так печет.

— Особенно тебя, Аким: рельса-то горячая.

— Рельса-то… — Аким дотронулся рукой до рельса, — накалилась, проклятая.

— Ты напрасно ушел оттуда, — Тырнов кивнул на кучу балласта.

— А ведь и верно, чего я тут…

Аким пересел на прежнее место.

«Сейчас он начнет свой интересный рассказ», — подумал Егорка. Но Аким, должно быть, забыл о том, что хотел сообщить Тырнову, он крепко затягивался цигаркой, смотрел в землю и молчал.

— Ну, ладно, — сказал Тырнов, — посиди подумай, а я схожу напьюсь.

— А чего думать, чего? — Аким поднял голову, — Как ни сделай, а плата одна.

— Плата одна — это верно, — согласился Тырнов.

— Там всего не больше двух перекошенных костылей.

— Да два еле-еле прихватывают подошву рельс, — напомнил Тырнов.

— Ничего, обойдется, — Аким махнул рукой.

— Эх ты, Аким, Аким! — Тырнов вздохнул. — Силы в тебе невпроворот, а ловкости никакой. Работаешь ты дуром, напропалую: корежишь, ломаешь, молотом взмахиваешь, как топором, и не приглядываешься нисколько, глаза твои — лодыри.

— Да что ты пристал? — возмутился Аким, — Тебе-то какое дело? Ты кто: мастер, начальник?

— Не люблю, когда поганят рабочее ремесло.

Тырнов резко повернулся и пошел к ведру с водой.

* * *

Когда ребята подошли к стрелочной будке, там уже вовсю кипела работа. Под откосом, на ровной площадке лежали на некотором расстоянии одно от другого два бревна — подкладки. К торцам этих подкладок были приложены березовые колья-слеги. Один конец слеги упирался в землю, другой лежал на бревне. Подкатив руками бревно к кольям-слегам, рабочие подсовывали под него ломики и по команде — «раз, два» закатывали по кольям-слегам наверх, а уж по подкладкам-то оно катилось от малейшего толчка.

— Видел, как Аким штабелюет? — задорно сказал Гришка и уселся на рельс.

Егорка и сам видел, что работа идет дружно. Он ничего не ответил и присел рядом с Гришкой.

Без запинки и особых усилий рабочие подняли три или четыре бревна, а потом дело вдруг застопорилось — колья-слеги начали соскальзывать с торцов и падать: закатят на них бревно, а они, а за ними и бревно — шлеп на землю. Если бревно попадало легкое, то его тут же подхватывали ломиками и моментально поднимали, но если оно было тяжелое, то приходилось возиться дольше.

— Смотрите как следует за кольями, чтобы они не сдвигались в стороны, — распоряжался Аким, — а то мы этак за весь день не управимся.

Дело наладилось, но не надолго: когда закатывали восьмое бревно, колья опять сорвались, бревно упало и чуть-чуть не придавило ногу одному рабочему.

— А ну их к дьяволу, эти колья, — рассердился Аким. — Убирайте их, будем поднимать ломиками: канители меньше.

— Но зато тяжелее, — возразили ему.

— Ничего не тяжелее. Делайте, как я говорю.