Егоркин разъезд
Шрифт:
— Ты что? — встревожился отец.
— Шпала! — выпалил запыхавшийся Егорка.
— Какая шпала?
— Гнилая… крушение будет… Сигналы надо…
— Постой, постой, — отец взял Егорку за руку и усадил на табуретку, — переведи дух сначала, а уж потом рассказывай.
Егорка отдышался.
— Ну вот, а теперь давай по порядку.
Егорка рассказал, как они с Гришкой сегодня проверяли стрелку, и вот тут, совсем недалеко, нашли гнилую шпалу.
— Ее совсем легко найти, в ней гвоздь торчит. Нужно сигналы выставить и петарды положить, а то крушение будет.
Отец сделал вид, что встревожен:
— Ах ты, беда какая!
— Надо сейчас же, сейчас, — торопил Егорка. — Она, эта шпала, тут рядышком, и чтобы знал мастер и дежурный…
— Это мы мигом.
Отец подошел к висевшему на стене телефонному ящичку, загородил его собой от Егоркиных глаз, снял с рычажка трубку и покрутил ручку. Затем торопливо заговорил:
— Дежурный! Дежурный! Говорит стрелочник Климов. Передайте дорожному мастеру и всем, что около моего стрелочного поста обнаружена гнилая шпала. Что? Кто обнаружил? Мой сын Егорка и его друг Гришка Ельцов. Что? Конечно, молодцы. Сигналы? Сигналы я сейчас выставлю и петарды положу. Сколько петард? Три? Ладно, так и быть, положу три.
— Ну вот, а теперь я тебе покажу, где эта шпала, — сказал Егорка успокоено, когда отец повесил трубку.
— Нет уж, ты посиди тут, а я схожу один. Раз в шпале торчит гвоздь, то я ее найду сразу же без тебя.
Отец взял фонарь и вышел, а Егорка присел к верстаку.
День сегодняшний был до краев заполнен всяческими событиями и треволнениями. Проверка шпал, драка и примирение с Гришкой, посещение крестной, взбучка, тревога из-за гнилой шпалы — все это сейчас смешалось в голове — она отяжелела, затуманилась.
Когда отец вернулся, Егорка стоял на табуретке на коленях и, навалившись животом и головой на верстак, спал. Отец принялся стелить постель. Под бока был положен дождевик, а в изголовье — брезентовая сумка с сухими «концами». Потом отец поднял Егорку, бережно положил на постель и прикрыл снятой с себя тужуркой.
СИЛА И ЛОВКОСТЬ
Еще весной на разъезд прибыли две платформы круглого леса. Сгрузили его рядом со стрелочной будкой как попало: одни бревна сползли под откос, а другие, перекатившись через тропинку, очутились на дне кювета в грязи. Лес принадлежал связистам, они не стали складывать его в штабеля, так как хотели через несколько дней приступить к поделке столбов для замены подгнивших опор телеграфной линии.
Должно быть, какие-то срочные работы не позволили связистам начать ремонт телеграфной линии на Лагунковском участке, и лес так и лежал там, куда его сбросили.
Ребятишки были очень довольны медлительностью и нерадивостью связистов — появилось еще одно место, где можно было с интересом проводить время. Два самых тонких бревна ребята выкатили на ровное местечко и положили их одно на другое крест-накрест: получились качели.
Среди отгруженных лесин оказались четыре толстущих дуплистых и потрескавшихся сутунка. Для какой цели их погружали на платформы —
Начальник разъезда Павловский несколько раз звонил на станцию Протасовка, в контору связи, просил, чтобы убрали лес. Ему отвечали:
— Пока некогда, пусть полежит еще недельку-другую, он пить-есть не просит.
И так это дело тянулось до тех пор, пока не стало известно, что приедет директор дороги. Надсмотрщик телеграфа примчался ночью на разъезд и упросил дорожного мастера, чтобы тот подрядился за особую плату скатать весь лес в штабель и побелить известью торцы бревен.
Самота выделил на эту работу четырех человек, назначив старшим. Акима Пузырева. Рабочие взяли ломики и колья и двинулись к стрелочной будке. Весть о том, что будут скатывать с откоса и штабелевать бревна, донеслась и до Егорки с Гришкой. Как скатываются под горку круглые лесины, ребята видели, а вот как штабелюют их, они не знали.
— Тоненькие бревна легко катать, — сказал Егорка, вышагивая впереди. — А вот как они будут передвигать те, толстые?
— Пара пустяков, — ответил Гришка. — С ними справится один Аким Пузырев: он вон какой сильный. Ты помнишь, как он поднимал вагонную ось?
— Помню…
— Ну вот. Он, Аким, здоровенный, как медведь, ему все нипочем. И работает он лучше всех. Я один раз слышал, как мастер говорил: «Три таких силача, как Пузырев, могут заменить всю артель». Ты как думаешь, заменили бы они или нет?
Егорка промолчал.
Гришка всегда восхищался Акимом Пузыревым, хотел быть похожим на него. Зимой Гришка носил свою затрепанную шапчонку так же, как Аким свою крепкую: набекрень, с поднятыми, но неподвязанными наушниками. Зайдя в барак с мороза, Аким хлопал рукавицами, затем засовывал их за широкую с зелеными каемочками опояску и начинал обтирать с усов сосульки. У Гришки не было ни усов, ни рукавиц, а опояской ему служила веревочка, но все равно у него получалось по-пузыревскому: он хлопал ладонь о ладонь, закладывал на некоторое время руки за веревочку и проводил пальцем по верхней губе. Особенно умело подражал Гришка Акиму в походке, и это часто злило Егорку. Крикнет иной раз Егорка: «Гришка, беги сюда скорей!» Гришка идет медленно-медленно, вразвалочку и нехотя поворачивает голову то вправо, то влево, будто не слышит, что его зовут.
…Не получив ответа, Гришка повторил:
— Ты, Егорка, как думаешь, заменили бы три Акима всю артель или нет?
— Аким прет дуром, корежит, и глаза у него лодыри.
— Как это, лодыри?
До вчерашнего дня Егорка тоже считал, что самый сильный, ловкий и лучший рабочий на разъезде это Аким, а вот вчера пришлось усомниться в этом.
Перед обедом мать заставила Егорку нарвать травы для постели: прошлогоднее сено в матраце искрошилось и спать на нем стало неудобно.