Екатерина Великая. Завершение Золотого века
Шрифт:
– А что наша императрица Екатерина Алексеевна? Сказывают, после скандальной свадьбы графа Дмитриева-Мамонова и княжны Щербатовой, у нее появился, благодаря стараниям Нарышкиной, новый любимец, Платон Зубов? Откуда он взялся?
Здесь Николай Салтыков хотел что-то сказать, но его опередил Фон Визин:
– Сказывают, он упросил начальство разрешить ему командовать конвоем, сопровождавшем императрицу в Царское Село. Так он так красовался возле ее кареты, что был замечен…
Салтыков, все-таки с гордостью, вставил:
– Я поспособствовал. Его отец, мой управляющий.
Все закатили глаза, как естьли бы все хотели сказать: «вот откуда ветер дует!»
Княгиня, усмехнулась:
– Что ж, любимый Мамонов станет постылым, а, Зубов… как говорится,
– Особливо, естьли учесть, что сия сова имеет весьма привлекательное лицо, да хоть и не богатырь, но весьма крепок, – важно заметил граф Салтыков.
Насмешливо взглянув на него, княгиня категорическим тоном заявила:
– Не станем, друзья, обсуждать прелести нового фаворита нашей императрицы.
Фон Визин, покосившись на княгиню, недовольным тоном изрек:
– Что ж, не станем.
Приверженцы Светлейшего князя Потемкина, удивляясь появлению Платона Зубова в роли фаворита, называли его ничем не значившим молодым повесой. Князь же Таврический, прознавши о новом любимце государыни, доверил своему близкому другу, заведовавшим его канцелярией, Михаилу Антоновичу Гарновскому, разведать, чей ставленник сей Зубов. В короткий срок Гарновский выяснил, что отец Зубова, бывши другом обер-прокурора Александра Вяземского, такожде знаком с графиней Анной Никитичной Нарышкиной. Основным же протектором нового фаворита был ее родственник, Салтыков Николай Иванович – главный воспитатель внуков Екатерины. Все они, однако, как стало известно князю Потемкину-Таврическому от Гарновского, беспрестанно внушали Платону Зубову и его отцу иметь к его Светлости Потемкину достодолжное почтение. Еще Михаил Антонович узнал, что до того, как произошел «случай» с новым фаворитом, Зубов-отец был управляющим одним из имений Николая Салтыкова. Опричь того, занимал пост вице-губернатора в одной из провинций. Как токмо Платон Зубов оказался в фаворе, отца тут же перевели в Петербург – обер-прокурором Первого департамента Сената, ведавшего важнейшими вопросами государственного управления. Здесь новый обер-прокурор успел проявить себя человеком умным, но злым, недобросовестным и охотником до взяток. Одним словом: «волосом сед, а совести нет». Благодаря сыну, ему сходят с рук некоторые его злоупотребления. Когда Зубов-отец появился в Петербурге, здесь в Конной гвардии уже служили и все его сыновья, коим покровительствовал все тот же Салтыков.
Почти одновременно с Зубовым-отцом в Петербурге появились его жена и дочери. Все Зубовы были представлены императрице. Михаил Гарновский выяснил и то, что особливое расположение и сердечность императрица оказала самому младшему из братьев – семнадцатилетнему Валериану, юноше, обладающему таковыми достоинствами, как смелостью, открытостью, веселостью и, что Платону Зубову не понравилось аттенция императрицы к младшему брату. Вот почему, опасаясь успеха Валериана, он добился отправки его в действующую армию к князю Потемкину.
Когда юный подполковник Валериан Зубов появился в Яссах, в ставке Светлейшего, тот уже доподлинно много чего знал о новом фаворите императрице. Однако оная перемена особливо не волновала Потемкина, ибо он был уверен, что новый любимец государыни никак не сможет соперничать с его персоной. Светлейший князь давно привык к тому, что не является единственным фаворитом императрицы, но был уверен, что никто не сравнится с ним ни по силе многолетнего влияния на Екатерину, ни по плодам его деятельности на благо Российской державы. На самом деле: где были ныне Завадовский, Зорич, Корсаков, Ермолов, Мамонов и другие, пытавшиеся соперничать с ним? Поелику никто и не ждал, как и сам Потемкин, что молодой флигель-адъютант, проведший несколько ночей с императрицей, рекомендованный враждебным ему Салтыковым, сможет вытеснить из ее сердца венчанного мужа и соправителя.
Приезд Валериана Зубова не заставил самоуверенного князя Таврического изменить свой обычный, как со стороны казалось, праздный образ жизни. Он ничуть не опасался, что брат фаворита, находясь рядом, в его ставке,
Однако, судя по письмам, где Екатерина взяла себе за правило непременно упоминать о своем новом любимце, она, допрежь была отменно довольна им. Вел себя Зубов, как писала Екатерина, скромно, выказывал ей искреннюю любовь и трогательную заботу. Что еще надобно, молодой душой, но все же стареющей женщине? Недавно, желая укрепить положение Зубова, Екатерина написала Потемкину, что Платон Александрович весьма скромен и был бы доволен, естьли бы получил звание корнета. В конце сентября Светлейший, пойдя ей навстречу, написал «Записку к докладу»:
«Как нет теперь командира, отсудствием моим, в Кавалергардском корпусе, то всеподданнейше прошу о пожаловании в Корнеты Вашего Императорского Величества флигель-адъютанта Зубова.»
Чему Екатерина весьма обрадовалась и написала ему благодарственное письмо.
Что ж: жизнь прекрасна! И ее не испортила Екатерине даже Марья Шкурина, способствовавшая роману Мамонова с Щербатовой и, посему, вынужденная покинуть двор. Дочь преданного ей по гроб, покойного, бригадира Василия Шкурина, взятая во фрейлины с четырнадцати лет, теперь официально, отпросилась от двора. Екатерина отпустила ее, выдав двенадцать тысяч рублев на приданое. В середине сентября Шкурина уехала в Москву к Дмитриевым-Мамоновым.
Кстати, Екатерина заметила, что исчезновению Александра Мамонова радовались многие, но более всех ее бессменный советник, граф Александр Андреевич Безбородко. Однако, все оное, что называется, являлись мелочами жизни. Императрице ежедневно приходилось вникать в куда более важные события и дела, кои требовали незамедлительного решения. Она с неизменным ужасом читала депеши барона Ивана Матвеевича Симолина из Парижу. Всю разнородность ее переживаний касательно революции во Франции ей самой было трудно осознать и, тем паче, передать или объяснить кому-то. Париж – город, в котором спокойно и легко рубили головы аристократов, цвета нации! Уже расправились с интендантом армии, Фулоном, голову которого насадили на палку и носились с ней по городу. Сей пример говорил сам за себя. В то же время, малоизвестный капитан Бертье, вернувшийся доброволец-борец за американских колонистов, напротив, получил полковника и командовал версальской национальной гвардией.
Изрядно напуганная страшной революцией, Екатерина в последнее время была раздражительна и чуть ли не больна. Однажды она сорвалась на Великого князя, коий, читая в ее присутствии, депеши из Франции, в негодовании, воскликнул:
– Я бы давно все прекратил пушками!
Екатерина, не сдержавшись, резко осадила его:
– Ты кровожадный дурак! Али ты не знаешь, что пушки не могут воевать с идеями?
Она переслала барону Симолину через Амстердам солидную сумму в шестьдесят тысяч ливров, предназначенную для подкупа нужных людей, благодаря чему, барон довольно скоро раздобыл ключ к шифру Этьена Женэ – нового французского поверенного в делах в Петербурге. Такожде он вошел в контакт с депутатом от духовенства, членом Национальной Ассамблеи, Шарлем Морисом де Талейраном, родственником офицера де Дама, служившего при князе Потемкине. Екатерине хотелось бы использовать страх, коий внушали Парижу британские вооруженные морские суда в Портсмуте. Британия, пытаясь устрашить Россию, держала наготове могучую, без малого в сорок линейных судов, эскадру для похода противу России, дабы оказать давление в решении «Очаковского кризиса». Однако, на ее взгляд, не страшная русскому флоту сия эскадра, могла бы легко повергнуть французскую флотилию!