Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Волгина София

– Да, крут и щедр, и справедлив князь Потемкин, – отметил Самойлов.

– Крут и щедр, но так уж и справедлив? – возразил Павел.

Самойлов, уже собиравшийся распрощаться, сказал:

– А вот послушай: недавно, у одного купца, где квартировали наши офицеры, случилась кража, грозившая хозяину совершенным разорением.

Он принес Потемкину жалобу, объяснив, что причина кражи была та, что люди Светлейшего беспрерывно днем и ночью ходят со двора, вследствие чего нельзя запирать ни ворот, ни дверей.

Григорий Александрович, убедившись в справедливости жалобы купца, приказал немедленно вознаградить его сполна наличными деньгами из своей шкатулки.

– Разве

не будут люди уважать такого справедливого начальника? – испросил, гордо оглядывая собеседников, Самойлов, но наткнулся на кривую усмешку Павла.

– Ко мне, своему троюродному брату, он несправедлив, – ответствовал он с сарказмом, бросив на жену тяжелый взгляд, – понеже замучил своим вниманием мою жену, а, следовательно, и меня.

Александр Самойлов, зная о том, посерьезнев, предложил:

– Уехать бы Прасковье Андреевне?

Потемкин запальчиво воскликнул:

– Он не разрешает ей ехать, желает ежедневно лицезреть ее! Оскорбленный муж, вдруг метнулся к шкафу и вынул какую-то бумажку.

– Вот, – воскликнул он, злобно разворачивая ее, – какие письма он ей пишет, послушай:

«Ты смирно обитала в моем сердце, а теперь, наскуча тесно-тою, кажется, выпрыгнуть хочешь. Я оное знаю понеже, во всю ночь билось сердце, нежели ты в нем не качалась, как на качелях, то, конечно, хочешь улететь вон. Да нет! Я – за тобою и, держась крепко, не отстану, а еще к тому прикреплю тебя цепью твердой и ненарушимой моей привязанности».

Зачитав, Павел Потемин кинув гневный взгляд на Прасковью Андреевну, прошипел:

– Привязанность у него! Ишь ты, подишь ты!

Александр Самойлов посмотрел на притихшую Прасковью, сидевшую в кресле, опустив очи долу. Глаз было трудно отвести от такой красоты. Самойлов видел, что и недовольный ею муж, все-равно не налюбуется ею.

– Да-а-а, – сказал Александр Николаевич. – И таковое бывает. Наш князь всех женщин желает обаять своей неистощимой любовью. И никто его остановить не может. Хоть взять моих двоюродных сестер Энгельгардт, его племянниц. Они его обожают…

Перебив его, Павел Сергеевич желчно возразил:

– Княгиня Гагарина смогла: дала ему звонкую пощечину. Сразу отрезвел. Побежал, еще и подарок преподнес.

Самойлову, чувствовавшему всю неловкость положения, хотелось посоветовать: «Не может жена, сам дай ему пощечину», но вместо совета, заметил ему:

– Ну, таковых дерзких и неуемных, как Гагарина, более нет в нашей империи, друг мой Паша.

Потемкин, как бы читая его мысли, сказал в раздражении:

– Я, было, пикнул один раз противу его страсти к моей жене, так что было! Он схватил меня за аксельбант, потом за грудки, приподнял и завопил: «Я тебе язык ниже пяток пришью! Все оные награды ты получил от меня, хотя ты их и не заслуживаешь! Поелику я буду брать от тебя все, что тебе принадлежит, когда мне заблагорассудится!» Можешь себе вообразить таковое?

Павел возбужденно, прошелся вокруг стола. Немного успокоившись, бросив взгляд на Самойлова, скептически молвил:

– Стало быть, вот так, друг мой!

Самойлов, не имея возможности хоть как-то помочь ему, виновато отвел глаза.

* * *

В ставке Главнокомандующего Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина праздновали новую морскую победу. Князь получил донесение, что восьмого июля в Керченском проливе, под командованием Федора Федоровича Ушакова, имело место морское сражение с турецкой эскадрой, насчитывавшей десять линейных кораблей, восемь фрегатов и около сорока вспомогательных судов. Она шла из Турции для высадки десанта в Крыму. Однако

ее встретила русская эскадра, примерно с таковым же количеством кораблей, фрегатов и судов. Используя наветренное положение и превосходство в артиллерии, примерно в двести шестьдесят орудий, турецкий флот с ходу атаковал русский, направив свой главный удар на авангард, бригадира флота Гавриила Кузьмича Голенкина. Однако тот, на своем корабле «Мария Магдалена», выдержал их атаку, и точным ответным огнем сбил его наступательный напор, приведя в замешательство турецкий флот. Капудан Гиритли Гази-Хуссейн паша все же продолжил свой натиск, подкрепляя силы на направлении главного удара кораблями с большими орудиями. В разгоревшемся сражении оказалось, что ядра с русских фрегатов, поставленных в линию из-за недостатка линейных кораблей, не долетают до неприятеля. Видя это, Федор Ушаков приказал отойти слабым фрегатам. Этим маневром Ушаков пытался отвлечь противника на слабые суда, разделив его силы. Однако Хуссейн-паша всё усиливал давление на авангард, тогда Ушаков сомкнул остальные корабли плотнее и поспешил помочь авангарду.

Турецкий вице-адмиральский корабль, выйдя из линии и став передовым, начал спускаться на русский авангард с целью его обхода. Но Ушаков предвидел возможное развитие событий, а потому, мгновенно оценив обстановку, подал сигнал фрегатам резерва защитить свои передовые корабли. Фрегаты подоспели вовремя и заставили турецкого вице-адмирала пройти между линиями под сокрушительным огнем русских кораблей. Остатки турецкого флота спешно вышли в открытое море.

Получив сообщение о сей победе, Главнокомандующий, собрав соратников, громко возвестил:

– Ну, что друзья! Восьмого июля, под командованием контр-адмирала Федора Федоровича Ушакова, имело место Керченское сражение с эскадрой Капудана паши Гиритли Хусейна!

Потемкин обвел окружающих его генералов и ординарцев сверкающим глазом.

– Виват, адмиралу Ушакову! – выкрикнули некоторые из них.

Потемкин, перекрестившись, воскликнул:

– Адмирал не пропустил османов к Крыму! Слава ему и русскому флоту! Посему он порушил планы турецкого командования по захвату полуострова. Промеж ними были и Гиритли Хуссейн-паша, и Саид-бей, и Риали-бей, и Патрон-бей и все – противу едино одного Федора Ушакова! Вот так, друзья, мы русские бьем турок! И будем бить!

Князь с бокалом в руке, подняв его высоко, обвел всех взглядом и, в завершение, сказал:

Адмирал Ушаков еще не вернулся с похода, но я пригласил вас всех, господа, отметить сей знаменательный день здесь во дворце. Даст Бог, Федор Федорович прибудет через колико дней, отметим его победу в другой раз!

Паки, стоя, князь, оглядев всех, воскликнул:

– Виват Россия, виват императрица Екатерина Алексеевна! Виват Адмирал Ушаков! – и залпом выпил свой бокал вина.

Все шумно и многократно повторили за ним «Виват!»

* * *

Императрица Екатерина, Мария Перекусихина и Фредерик Лагарп, наставник юных Великих князей, вместе с их товарищами – греком Калагеорги Ванечкой и юным графом Павлом Строгановым, прогуливались по Царскосельским аллеям парка. Ребята-подростки, можно сказать, воспитывались вместе. Говорили о немецких родственниках императрицы. Екатерина любила во время прогулок, между делом, слегка поэкзаменовать своих внуков.

– Да, моя бабушка – Альбертина-Фридерика Баден-Дурлахская, супруга Кристиана Августа Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского. Она умерла через год после рождения вашего отца, Павла Петровича. У бабушки было одиннадцать детей, среди них и ваша прабабушка Иоганна.