Екатеринбург - Владивосток (1917-1922)
Шрифт:
Опасаясь Семёнова, министр финансов Омского правительства не решался провезти в Омск приготовленные в Америке кредитные билеты. Попади они в руки Семёнова, атаман совсем бы отделился от Колчака.
Мой знакомый, инженер Постников, бывший управляющий огромным Богословским округом, одно время был приглашён Омским правительством на должность особоуполномоченного по управлению всем Уралом. В сущности, он получил власть значительно большую, чем власть горного начальника Урала, которая приравнивалась к генерал-губернаторской. С занятием красными войсками всего Урала эта должность
Узнав о том, что переслать золото через Государственный банк уже нельзя, он решил провезти его тайным образом, надеясь, что бывшего чиновника Омского правительства Семёнов не тронет. Но чем ближе поезд подходил к станции Даурия, тем больше в душу Его Превосходительства закрадывались сомнения.
А перед самой Даурией он струсил настолько, что рискнул передать золотые слитки на хранение проводнику, пообещав ему хорошо заплатить за услугу. С Постниковым в вагоне, помимо жены, ехали Бехли и Кудрявцев с семьями. Бехли вёз с собой в чемодане один миллион сибирских рублей.
В Даурии их вагон отцепили и перевели на запасной путь. После этого в вагон вошло несколько офицеров, начавшие опрашивать, какие ценности везут с собой пассажиры. Фёдор Георгиевич Бехли сказал, что везёт один миллион кредитных рублей, принадлежащих Николо-Павдинскому горному округу, коего он состоял управляющим. Деньги взяли. Сергей Семёнович Постников начал уверять, что у него ничего запрещённого нет. Начался обыск. Проводник выдал золото, а у Постникова отобрали и меха, и драгоценные камни. Всех троих арестовали и посадили на гауптвахту, а их жёны проехали на станцию Маньчжурия. Постникова посадили в солдатскую камеру, тогда как Бехли — в офицерское отделение. Чем больше Постников умолял возвратить состояние, нажитое за долгую службу, ссылаясь на свои заслуги перед Белым движением, тем больше тюремщики над ним издевались. С Бехли обходились хорошо, но его протесты на незаконность конфискации денег не действовали.
Наконец к ним пожаловал и сам барон Унгерн. Постников подхалимничал. Это, видимо, не нравилось Унгерну, и он на все его просьбы и протесты отвечал:
— А ля гер ком а ля гер.
Вскоре узникам было сделано предложение поступить на службу к атаману Семёнову, нуждавшемуся в инженерах. Им было предложено перевести с французского правила пользования пушкой. Работа совместными силами была исполнена, после чего их выпустили на свободу. Что проделывали над Постниковым, Бехли не знал, но при разговорах со мной он склонялся к мысли, что Его Превосходительство выпороли.
По крайней мере Постников в день нашей встречи приехал ко мне со своей женой и стал умолять разрешить переночевать у нас.
— При всём желании оказать вам гостеприимство я не могу, ибо в двух комнатах помещается пять человек, а лишних кроватей нет.
Сергей Семёнович настаивал на своей просьбе:
— Мы поспим у вас в коридоре на полу, безо всяких матрасов и подушек.
— Сергей Семёнович, да чего же вы боитесь? У вас есть прекрасный номер.
— Я опасаюсь ареста семёновскими агентами.
— Здесь
— Семёнов — ставленник Японии, а здесь вся сила в их командовании, отвечал мне Постников.
Я объяснил ему, что недавно коммунисты арестовали Сахарова и Сызранского. Эти обыски и аресты продолжаются, но японское командование не вмешивается, и я не слышал, чтобы оно кого-либо арестовывало.
Эти заверения несколько успокоили Постникова, и он покинул наш дом. На другой же день Постников выехал в Шанхай, а оттуда в Германию.
Следом за Постниковым прибыл во Владивосток Станислав Иосифович Рожковский с женой. Он после моего отказа занять пост управляющего отделением Государственного банка это место занял, а теперь, выйдя в отставку, уезжал в Польшу. Таким образом, мы были с ним коллегами не только по Волжско-Камскому банку, но и по Министерству финансов. По его просьбе я уступил ему пять фунтов золота по себестоимости. Золото он провёз, несмотря на производимый обыск, а мой слиток провезти с собой не соблаговолил.
Это окончательно уничтожило всякую надежду на получение состояния. Приходилось утешаться лишь тем, что не один я потерял свои деньги.
Интересна и история с золотом, принадлежавшим Георгию Андриановичу Олесову, управляющему Сибирским банком. За его дочурками ухаживал какой-то английский офицер. Во время бегства из Екатеринбурга барышни отдали ему свои драгоценности, которые он и доставил в Иркутск.
Честность молодого человека соблазнила старика, и он вручил ему два пуда золота, прося доставить их во Владивосток. Но честный на мелочи офицер присвоил себе золото, и когда Олесов приехал во Владивосток, то не нашёл там никого. Год спустя Георгий Андрианович приехал в Лондон и, зная фамилию офицера, стал наводить о нём справки. Но все розыски оказались тщетными, так как в Военном министерстве ему сказали, что такой офицер у них в списках не значится. Старик Олесов умер в большой бедности в Харбине.
Мировая война и революция расшатали нравы не только интервентов, но и наших военных. Революция глубоко проникла в самую толщу сознания нашей буржуазии, превратив её в мошенников.
ОРГАНИЗАЦИЯ ФАБРИКИ
Я напрягал все мысли, дабы придумать какое-либо дело, способное прокормить семью. На получение места я рассчитывать не мог. Я понял ошибку своей жизни, проведённой под стеклянным колпаком, называемым банком, где мне было твердо известно, что каждое двадцатое число я получу строго определённую сумму.
Был я до известной степени энциклопедистом в вопросах многих производств, прекрасно разбирался в балансах, но практических, детальных знаний у меня абсолютно не было, ибо я никакого ремесла не знал. И тут мне вспомнились мои разговоры со стариком евреем, богатым нефтепромышленником, с которым я познакомился в Котрексевиле. Старик вместе со старухой женой тогда горевали о предстоящей разлуке с хорошенькой дочкой, которую для изучения ремесла — кажется, тиснения по коже — они оставляли на два года в Мюнхене.