Экономика и дипломатия

Градобитова Людмила Дмитриевна

Но все это второстепенно. А важно следующее: во имя своего «либерализма» Рейган хотел бы, чтобы его решение возобладало над суверенитетом европейских государств. Суверенитет союзников — всего лишь абстракция, скрепленная пустопорожним ритуалом опускания бюллетеней в урну. Единственный подлинный суверенитет опирается на военно-экономическую мощь, гарантирующую независимость союзников. Имеется, конечно, в виду независимость от Советского Союза, который одним махом осмеливается отвергать господа бога и свободу предпринимательства. А зачем союзникам независимость от США, которые их оберегают? Чувствуя, что коса нашла на камень, и заставить союзников следовать своему указующему персту им не удастся, руководители США пошли на попятный. Сорвать строительство газопровода не удалось.

Отказ западноевропейцев повиноваться возмутил определенные круги в США, которые стали настойчиво требовать от союзников увеличить вклад в военные расходы НАТО и даже пригрозили вывести американские войска из

Европы и оставить ее «на произвол судьбы». Но подобные угрозы, в свою очередь, «возмутили» главнокомандующего вооруженными силами НАТО американского генерала Роджерса, который в пространной статье в журнале «Форин афферс» писал, что пребывание американских войск в Европе — отнюдь не благотворительный жест со стороны США, что экономическое процветание, достигнутое Соединенными Штатами, не сохранить посредством какой-то, по его выражению, альтернативной концепции «Крепость Америка»^[14].

Что касается западноевропейцев, то при всем при том, однозначной позиции у них пет. С одной стороны, военная зависимость от США, а с другой — собственные экономические и политические интересы. С одной стороны, атлантическая солидарность, а с другой — стремление сохранить разрядку, сохранить выгодные экономические, культурные отношения с социалистическими странами.

В этом отношении примечательна статья в осеннем номере за 1983 г. журнала «Форин афферс» министра иностранных дел ФРГ Геншера, названная «К общей стратегии Запада за мир, свободу и прогресс». Видный политический деятель Западной Германии осуждает, вернее, не одобряет политику грубого нажима на союзников, проводимую Вашингтоном. Формулировку президента Рейгана «Единство Союза — база успешных взаимоотношений с Востоком» он считает не совсем верной и предлагает свой вариант: «Соглашение в альянсе (НАТО) по вопросам политики в отношении Советского Союза и стран Восточной Европы, так же как и в отношении политической, экономической и военной стратегии, — вот база прочности Союза и его способности действовать^[15]». В этом варианте отчетливо просматривается, подчеркивается та мысль, что для европейцев очень важны экономические и политические отношения с Востоком и они вовсе не адекватны американским. И именно к вопросу развития экономических связей с социалистическими странами, Геншер предлагает подойти с реалистических позиций: прежде чем достичь согласия по поводу функции, которую эти связи должны выполнять, нужно сначала определить, какую функцию они могут выполнять. Другими словами, насколько торговля с Западом важна для Советского Союза. Геншер должен был признать, что навязанная Западом Советскому Союзу в первый послевоенный период политика изоляционизма, когда торговля была минимальной, не помешала СССР запустить в космос первый спутник и догнать Запад в области ядер-ных вооружений. Столь же нереалистична такая политика и сейчас. На основании анализа современного состояния экономических связей Восток — Запад Геншер делает следующий вывод: «В то время как экономические отношения с СССР достигли размеров, которые делают эту страну серьезно заинтересованной в сотрудничестве, они не достигли такого объема, который позволил бы Западу принудить Советский Союз к существенным уступкам в политической области. И кнут и пряник для этого слишком малы»^[16]. Таким образом, Геншер признает, что у капитализма нет сил помешать странам социализма строить новое общество. К слову, стоит сказать, что статья написана в период, когда он временно находился не у дел, до образования коалиции свободных и христианских демократов.

После Версаля западные руководители практически «забыли» все, о чем договаривались, но и к тому же обнаружили, что огромный долг, в который, по сути, они вогнали развивающиеся страны, угрожает стабильности банковской системы и вместе с ней мировой капиталистической экономике.

Совещание в Вильямсберге (1983 г.), о котором уже упоминалось, американская делегация проводила по тщательно разработанному сценарию. Мельчайшие детали, вплоть до заголовков газет с комментариями совещания, были заранее спланированы так, чтобы представить Рейгана в роли бесспорного лидера западного мира и самого популярного президента США. Но экономические противоречия капиталистического Запада настолько обострились, что на «лидера» мало обращали внимания и, как он ни нажимал, достигнуть единодушия ни по одной из главных рассмотренных экономических и финансовых проблем оказалось невозможным. Расчеты американской делегации на дальнейшее ужесточение курса по отношению к социалистическим странам не оправдались. И тогда курс был взят на дальнейшую «политизацию экономики».

Впервые на совещании семерки в верхах, зародившемся как форум для решения экономических проблем, важнейшее внимание было уделено военно-политическим проблемам, и тут проявилось большее единодушие. Из принятой декларации торчали уши антисоветизма и антикоммунизма. На этой почве и было продемонстрировано «единодушие» атлантистов, к которым примкнула и подписавшая декларацию Япония, хотя она и является членом НАТО. Комментируя декларацию, итальянская газета «Републикка» подчеркивала, что

«Европе навязали политическую декларацию, представляющую собой нечто принципиально новое: утверждение, изложенное в официальном документе, подписанное главами государств и правительств, о том, что оборона Запада неделима и глобальна и что именно этой концепцией глобальности следует руководствоваться при проведении всех нынешних и будущих переговоров, начиная с женевских переговоров о евроракетах. Одним росчерком пера Италия — вместе с тремя другими странами ЕЭС, но в отсутствие остальных шести членов Сообщества — решила вступить в союз всепланетного масштаба. Таким образом, расширение политической, если не военной, сферы действия НАТО становится свершившимся фактом. Однако в этой концепции «глобальности» и «неделимости» есть явные противоречия. Если безопасность действительно неделима, то как можно отвергать требование Советского Союза об учете английских и французских ракет в европейском ядерном потенциале? Если безопасность глобальна, то как можно утверждать, что Атлантический союз ставит себе задачей только оборону Северной Атлантики и Западной Европы, если одна из стран, подписавших виль-ямсбергскую декларацию, является ключевой державой Дальнего Востока?»^[17]

Газета «Монд» со своей стороны охарактеризовала декларацию как фактическое рождение «нового военно-политического союза, охватывающего географическую зону от Атлантического до Тихого океана». Французская печать отмечала, что президент Миттеран не должен был подписывать документ, где упоминается о решении НАТО разместить ракеты «Першинг-2» и крылатые ракеты в Западной Европе, так как Франция не участвовала в принятии этого решения.

Делегация США, столкнувшись с твердой оппозицией при обсуждении экономических связей Восток — Запад на уровне глав правительств, решила, что называется, не мытьем так катаньем добиться своего, включив в проект коммюнике положение о необходимости «увязки» экономических отношений Восток — Запад с интересами безопасности. Западноевропейские страны особенно не возражали против этой формулировки, поскольку неопределенность формулы об «интересах безопасности» оставляет широкие возможности трактовать эти интересы по-своему.

В дальнейшем администрация Рейгана приложила немало усилий для «конкретизации» решений вильямсбергского совещания, добившись установления лимитов стран — членов ОЭСР на импорт энергии из «третьих стран» и новых минимальных ставок по экспортным кредитам членов этой организации. Тем не менее единства Запада в экономических отношениях с Востоком добиться Вашингтону не удается. Партнеры справедливо подозревают американскую администрацию в стремлении замаскировать политическими демаршами намерение задержать вырвавшихся вперед конкурентов.

Повышение «дипломатического ранга» экономических проблем, перенос их на уровень «политики высшего порядка» представляет собой попытку найти формулу регулирования этих проблем. Но результаты совещаний в верхах показали, что такая формула не найдена, да и затея сама по себе бесплодная, бесперспективная. Западная печать писала по этому поводу, что на совещаниях в верхах прописываются лекарства, которые «больные», вернувшись домой, не собираются принимать. Недаром французский президент Миттеран назвал как-то совещание в верхах «балаганом для внутриполитических целей». Президент знал, что говорит.

В канун десятого совещания на высшем уровне, весной 1984 г., английская «Файненшл Таймс», анализируя результаты прошедшего периода, отмечала их весьма скромный багаж в виде некоторого сдерживания волны протекционизма в западном мире. Главной причиной назывались гегемонистские устремления американского руководства. «И в будущем на таких совещаниях особого результата не добьешься, — писала газета, — если европейцы не сумеют делать себя менее уязвимыми от па-жима, порождаемого неравноправной взаимозависимостью»^[18].

Глава II

ДИПЛОМАТИЯ «ВЗАИМОЗАВИСИМОСТИ»

Взаимозависимость — излюбленный термин современной дипломатии Запада. Обычно под этим подразумевается усилившаяся зависимость экономики одного государства от действий и решений в экономической области другой страны. Совершенно очевидно, что для «взаимной» зависимости экономические потенциалы партнеров должны быть хотя бы примерно равны.

В преддверии десятого совещания в верхах в Лондоне газета «Файненшл Таймс» писала: «Взаимозависимость стала модным термином в 60-е годы, когда Европа, казалось, нагоняла Соединенные Штаты^[19]. Особенно по душе термин пришелся Вашингтону. На совещании в верхах в Бонне (1978 г.) европейцам было заявлено, что США более не желают нести экономические издержки лидерства, и выдвинута теория «трех локомотивов», которая по идее должна «вытянуть» капиталистический мир из послекризисного хаоса. Однако два других государства, предназначенных на роль локомотивов — ФРГ и Япония, — отнеслись к этой идее без энтузиазма. Они дипломатично противопоставили этой теории концепцию «автомобилей», которые все должны нести равный груз ответственности за судьбы капиталистического мира.