Экс на миллион
Шрифт:
— Уважаемый, — окликнул его. — Где телеграф? И аптека?
— Вы же на Почтовой, — удивился коломенец и махнул рукой в сторону центра. — Телеграф там. Только он не работает. Как и станция. Забастовка. А аптека там рядом, в двух шагах.
Я развернулся к морячку.
— Метро закрыто, такси не содит!
— Чаво?
— Таво. Не выйдет у тебя с Пузаном связаться.
Помощник Евстратыча сделал честные-пречестные глаза: мол, и в мыслях не держал. Пыхтел вслед за мной, когда я двинулся в сторону центра, загребая пыль ногами. В конце концов, не выдержал.
—
Кличке я не удивился. И сам так представился ворам. И пока в Зарядье прятался, поджидая поддельный паспорт, шлялся по трущобам в старой своей одежке — в солдатской рубахе с бурыми пятнами на вороте, штанах старинного мундирного кроя и высоких стоптанных сапогах. Мой вид никого не удивлял. Напротив, оказался в масть. В итоге, меня Солдатом и прозвали.
— Откуда такой интерес? Досужие разговоры очень вредны для здоровья, — для наглядности ткнул в шрам на горле. Отпускаемая мной борода его прикрывала пока плохо.
Подсадной от Пузана закатил глаза и поспешил увеличить дистанцию между нами. Разговор увял не начавшись.
Нашли аптеку в окружении лавок, торгующих пастилой, рукодельным мылом, фирменными горшками, кудиновским фарфором, канаватными покрывалами и узорными платками. Приобрели синие эмалированные жестяные коробки с маслом. Пошли обратно, не позарившись на местную сувенирку.
— Гляди, Солдат. Телеграф закрыт, а банк работает, — «морячок» показал мне на приоткрытую дверь каменного домика в торце Почтовой практически на самом берегу.
Банк, размером не превышавший флигель, или, если верить вывеске, небольшая общественная ссудно-сберегательная касса, утопал в яблонях и кустах малины. Немудрено, что мы его не заметили, когда вынырнули из сквера получасом ранее. Задний двор одноэтажного здания под шатровой, крытой железом крышей выходил на Москва-реку.
В голове у меня будто щелкнуло. Вернулся былой кураж. Идея с налетом на банк никуда из головы не делась. Масштаб не тот? Ну и что? Почему бы опыта не набраться? Место — лучше не придумаешь — безлюдно. Пути отхода — то, что доктор прописал: вниз по заросшему бережку проскочить, никто и не заметит. А там и на моторочку — и поминай как звали. Охраны не видно. Если только внутри сидит фараон.
— Дай-ка мне масло, — окликнул я дувшегося всю дорогу «морячка».
— Зачем? — испуганно спросил он и прижал к груди жестянку, как будто я собрался из вредности лишить его последнего.
— В кассу заскочишь. Осмотришься. Тебя как звать-то?
— Никола Мокрый, из Печатников. Нешта собрался банк на гоп-стоп взять?! — жизнерадостно воскликнул московский гость Коломны из породы тех, кто хуже татарина. Мой личный рейтинг в его глазах в мгновение ока поменял знак с минуса на плюс.
Я нахлобучил на его встрепанные вихры свою кепку, чтоб придать вид посолиднее. Забрал из рук жестянки с маслом.
— Я с тыла зайду. Проверю черный ход.
— Я пулей!
— Не суетись внутри. В разговоры не вступай. Зашел, глянул, вышел. И дождись, пока я за домом не скроюсь. Догонишь на тропинке.
—
Дурачок, что с него взять? Ему даже не пришло в голову, что я могу преспокойно спуститься сейчас к моторке и отдать команду покинуть пастиловые берега. Или пастильничьи? Или пастильные? Тьфу! Не о том надо думать.
… Внутри кассы, казалось, спали все. Трое служащих, шикарный кот тигровой масти и вся операционная деятельность. Пробуждение для последней оказалось смертельным, для живых особей — шокирующим.
— Это не ограбление, а революционная экспроприация! — заорал я с порога.
Банкиры вздрогнули, до конца не проснувшись. Кот взвился в воздух, как валерьянки хлебнул, и исчез в финансовых закромах.
— Бомба! Взорву все к чертовой матери! — поддержал меня забежавший следом Беленцов, потрясая коробкой из-под конфет с торчащим запалом.
Громкий лязг внутреннего засова, красные платки из развязанных бантов, закрывающие нижнюю половину лиц налетчиков, конфетная бомба и браунинг в моей руке убедили кассиров и заведующего, что сегодня не первое апреля, а революционный октябрь.
— Руки в гору! — нагнетал я обстановку.
— Взорву! Взорву! — талдычил свое Сашка. — Какое право имели не поддержать всероссийскую стачку?!
«Вот отмочил, импровизатор хренов! Как бы и впрямь не учудил дурного! С него станется, с Бодрого», — крякнул я от досады, оглядел проникнувшихся виной банковских работников и успокаивающе произнес:
— Товарищ! Тут уже все всё поняли. Минируй входную дверь.
Беленцов опомнился и вернулся к исполнению наспех набросанного мною плана на берегу, когда вернулся с Николой к моторке.
— Действуем стремительно. Четко выполняем мои указания. Ося остается в лодке стеречь саквояж. Изя с револьвером залезает в кусты малины рядом с кассой и охраняет нам пути отхода по тропинке. В случае опасности — если городовой нарисуется — открывает огонь в воздух. Никого не убивать! Далее. Микола контролирует заднюю дверь и ищет дрын покрепче, чтоб ее подпереть, когда мы слиняем. Мы с Бодрым — внутрь. На все про все, не более пяти минут. И прошу тебя, студент, сдержи свои кровожадные инстинкты. Твоя задача — перекрыть миной входную дверь, чтобы все поняли: здесь были революционеры, а не какая-то шушера! Причем, так коробку привязать, чтобы она, не дай Бог, не шмякнулась на пол на глазах потрясенной публики. Забираем деньги и уходим к моторке, — таков был мой план.
Соорудив красные повязки на морды из отживших свое революционных бантов, мы ворвались в банк как заправские гангстеры. Сопротивления не встретили. Как и какой-то помощи от финансистов. Несчастные провинциальные кассиры попадали на пол и закрыли головы руками. С превеликим трудом мне удалось одного расшевелить, чтобы открыл несгораемый шкаф.
Н-да, не густо. В отделении банка не набралось и двенадцати тысяч рублей. А что я хотел? Не ждать же миллионов в задрипанной ссудной кассе?
«Что-то ты зажрался, джентльмен удачи из будущего! Раньше-то не было гроша, а тут алтын в крупных и мелких купюрах».