Эксцессия
Шрифт:
– Вы не поверите, комендант, если я расскажу о себе, но я говорю о том, что называют геноцидом. О доказательствах его существования.
«Мы сделали то, что должны были сделать!»
– Спасибо, мы уже ознакомились с вашими доводами. Ваши оправдания записаны.
«Я верил в то, что делал!»
– Знаю. У вас еще сохранились остатки порядочности, вы иногда терзались сомнениями, но в конце концов поверили в правоту своего дела. Это вас не извиняет, но принято во внимание.
«Кто вы? Кто дал вам право копаться в моей голове?»
– На вашем языке мое имя звучит примерно как «Серая зона». А правом копаться в вашей голове
«Что?» – подумал он, пытаясь открыть глаза.
– Комендант, к сожалению, ничего ужаснее вашей нынешней участи я вам не пожелаю. Однако же в мое отсутствие подумайте как следует…
Внезапно он опять очутился в своем сне.
Кровать провалилась, леденяще-белая простыня разорвалась, сбросив его в бездонный бак, полный крови; он пролетел через него к свету, в пустыню, к железной дороге в песках, упал в открытый вагон одного из поездов и остался там лежать со сломанной ногой, среди трупной вони и стонов умирающих, зажатый между изувеченными телами, облепленными дерьмом, окруженными роем звенящих мух; его терзала отчаянная, неутолимая жажда.
Он умер в вагоне для перевозки скота после бесконечно долгой агонии. Ему мельком привиделся дом престарелых. Даже обезумев от боли и шока, он сообразил, что за срок, казавшийся в пыточном сне сутками, в спальне ничего не изменилось. Затем его снова вернуло в сон.
Он очнулся в ледниковой могиле, умирая от холода. Выстрел в голову не убил его, лишь парализовал. Предсмертная агония длилась вечно.
Ему снова привиделся дом престарелых, где солнечные лучи падали на балкон все под тем же углом. Он и не подозревал, что можно претерпеть такую сильную боль за столь короткое время, за всю свою жизнь, за сотню жизней. Он успел лишь напрячь тело и чуть сдвинуться на кровати.
Сон возобновился.
На этот раз он оказался в трюме корабля, сдавленный тысячами тел, окруженный вонью, грязью, криками и болью. Через два дня открылись кингстоны, и те, кто остался в живых, начали тонуть. Он был полумертв.
На следующее утро уборщица обнаружила старого коменданта, свернувшегося клубком у дверей спальни. У него разорвались оба сердца.
Директор дома престарелых, взглянув на лицо коменданта, обессиленно опустился на стул. Врач заверил, что смерть наступила быстро.
V
[узкий луч, M16.4, передано в 4.28.858.8893]:
ЭКК «Серая зона» -> всесистемник «Искреннее заблуждение»
Всё. Я уже в пути.
всесистемник «Искреннее заблуждение» -> ЭКК «Серая зона»
Ну наконец-то.
Были дела.
Опять копаешься в мозгах животных?
Нужно было кое-что разузнать. Установить истину.
По-моему, мозги животных – не самое подходящее место для поиска путей, ведущих к истине.
Животные, о которых идет речь, устроили одну из самых успешных и масштабных кампаний по уничтожению немалой части собственного вида и всех физических объектов,
Несомненно, твое упорство делает тебе честь.
Ух ты, спасибо. Наверное, поэтому другие корабли прозвали меня «Мозгодралом».
Вот-вот.
Ну что ж, желаю тебе успешно исполнить задание наших друзей.
Спасибо.
Рад доставить удовольствие.
(Конец лог-файла.)
VI
За ним тянулся шлейф оружия и оплавленных игральных фишек. Две тяжелые штурмовые винтовки стукнулись о звукоизолирующую обивку сразу за шлюзом, через миг туда же полетел плащ. Стволы сверкали в мягком свете, отражаемом блестящими деревянными панелями. Ртутные фишки в кармане кителя быстро расплавились – внутри модуля поддерживалась комфортная для человека температура. Он ощутил изменение, озадаченно остановился, заглянул в карманы, потом пожал плечами и вывернул карманы наизнанку. Ртуть скатилась на коврик. Он зевнул и пошел дальше. Странно, что модуль не поздоровался.
Винтовки, упав на ковер в вестибюле, тут же покрылись инеем. Он повесил китель на какую-то статую у входа и снова зевнул. В обиталище занимался рассвет. Самое время ложиться спать. Он подвернул голенища, стянул сапоги и отпихнул их в коридор, ведущий к бассейну.
В главной жилой зоне модуля он спустил бриджи до колен, сделал неловкий шаг, выругался, скрючившись, уперся о стену и начал их стаскивать, пытаясь не упасть.
В помещении кто-то был.
Он остановился и ошарашенно округлил глаза.
В самом удобном кресле восседал его любимый дядюшка.
Генар-Хофен заморгал и с трудом разогнулся.
– Это вы, дядя Тишлин? – Он прищурился, рассматривая видение, затем прислонился к старинному комоду и наконец избавился от бриджей.
Незваный гость – высокий, с копной седых волос и легкой усмешкой на суровом лице с крупными чертами – поднялся и одернул фрак.
– Нет, просто иллюзия, Бир, – проворчал голографический образ и, откинув голову, смерил племянника оценивающим взором. – Мальчик мой, ты им и вправду очень нужен.
Генар-Хофен почесал в затылке и что-то пробормотал, обращаясь к скафандру. Гелевое поле начало сворачиваться.
– Дядя, да объясни же, о чем речь! – Он вышел из гелевого поля и сделал глубокий вдох – не потому, что воздух модуля был свежее, а чтобы досадить скафандру.
Скафандр скатал себя в шар размером с голову и безмолвно уплыл заниматься самовосстановлением.
Голографический дядюшка медленно вздохнул и, скрестив руки на груди – эту позу Генар-Хофен помнил с детства, – веско произнес:
– Бир, ты должен похитить душу мертвой женщины.
Полуголый Генар-Хофен, ошеломленно моргая и раскачиваясь, долго молчал, а затем протянул:
– О-о…
2
Сторонняя разработка
I
Оп-па!.. С добрым утром. Быстро сканируем окружение, нет ли немедленной угрозы, но кажется… Гм… Парим в пространстве. Странно. Никого рядом. Любопытно. Обзор скверный. Ой-ой-ой, дурной знак. Да и хреново как-то. Чего-то не хватает… Часы почему-то отстают, с электроникой неполадки… Нужна полная проверка всех систем.