Эксгумация
Шрифт:
Было ясно, что Алан соврал насчет продолжительности и серьезности своих отношений с Лили. И насчет причин, по которым он решился на этот роман, — якобы она сказала ему, что со мной она покончит.
Может, Дороти обо всем этом знала и, следовательно, тоже врала? Или она просто повторяла ложь, которой накормил ее и полицию Алан? Однако я вспомнил, что у полиции тоже была такая распечатка. А значит, Алан, скорее всего лгал только мне — потому что следователи тут же раскусили бы его. Итак, либо Дороти защищала мужа, повторяя за ним ложь (которая будет разоблачена, как только начнется
А затем я заметил еще одну деталь: чаще всего Лили звонила Алану по вечерам. Что было довольно просто объяснить: в это время Дороти наверняка была занята в спектаклях.
Звонок агенту Дороти (я притворился режиссером, отвечающим за подбор актеров для фильма) дал мне примерный список ее спектаклей за прошлый год. Еще два-три звонка в Королевскую шекспировскую труппу и другие театры помогли мне уточнить некоторые даты.
Затем мне пришла в голову мысль: а не проверить ли заодно и рабочий график Алана, чтобы убедиться, что вечерние звонки делались только в те дни, когда Дороти была занята в спектакле, а Алан оставался дома и мог свободно отвечать на них.
Поэтому я повторил комедию с агентом Алана, а также с кинокомпаниями, на которые он работал.
Результат оказался неожиданным: почти каждый раз, когда Лили звонила Алану домой, ни Алана, ни Дороти дома не было.
На протяжении трех недель, во время которых было сделано пять звонков, Алан гастролировал по Северной Америке и Азии с «Королем Лиром». В то же самое время Дороти была в Стратфорде, пробуясь на совершенно не подходившую ей роль мистрис Куикли.
Звонки, каждый по десять — двадцать минут и больше, были сделаны на домашний телефон Алана и Дороти, но Лили не говорила с ними. Лили звонила кому-то еще, кто жил в их доме.
Это мог быть только один человек — их пятнадцатилетний сын Лоренс.
46
Вернувшись из «Барбикана» во вторник вечером, я обнаружил, что кто-то вытряхнул содержимое мусорного бака на мое крыльцо.
Переступив через кучу мусора, я открыл дверь. На пороге лежал конверт. Он был обуглен по краям и немного испачкал сажей коврик в прихожей. Даже не открывая конверта, я понял, что внутри говно.
Я начал убирать, попутно размышляя о том, кому это могло понадобиться.
Только закончив уборку, я проверил автоответчик. Там было привычное сообщение от матери. Сообщение от Энн-Мари. И сообщение от «хриплого голоса», очень простое: «Мы знаем твой адрес».
Я тут же начал набирать номер Психеи, но затем вспомнил, что мне придется признаться ей, что я затеял собственное расследование, используя счет за мобильную связь Лили. И мне надо будет сказать ей, что я звонил по номерам из этого счета.
Я положил трубку.
Как они установили, где я живу? И кто такие эти они? Зачем им нужно было меня запугивать? И
Никакого особого ущерба мне пока не причинили. Думаю, по номеру телефона им было не сложно установить, где живет его владелец. Любой может узнать район проживания абонента, позвонив в справочную.
Я налил себе водки и смог убедить себя, что бояться особенно нечего. Наверное, это, как говорится, просто местные ребятишки шалят. «Мы знаем твой адрес» — слишком уж пошлое клише, чтобы им мог пользоваться действительно серьезный преступник. Но в самом голосе было что-то несомненно подлинное. Он напугал меня, и отчасти потому, что говоривший был абсолютно уверен в том, что напугает меня. Хриплый голос был не просто устрашающим, он был профессионально устрашающим. Его владелец мог по желанию пробуждать и гасить ужас в других людях. К сожалению, как я ни старался, я не смог овладеть тайной этого приема. Мой ужас оставался со мной всю ночь.
Однако в телефонном разговоре с Энн-Мари я об этом происшествии умолчал.
47
Среда.
Заняться было особенно нечем.
Я отправился в местную библиотеку и просмотрел статьи про Алана и Дороти.
После обеда приехала Энн-Мари. Ей хотелось поговорить. Из сумочки она достала большой ломоть прессованного гашиша, отщипнула немного, растерла, смешала с табаком, свернула самокрутку и закурила. Ее плечи сразу же расслабились, а глаза затуманились.
— Ненавижу свою работу.
— Тогда бросай ее.
— Ах, Конрад, не могу. Я нужна моделям.
— Уверен, что они как-нибудь переживут.
— Большинство из них гораздо хуже Лили.
— Да ну? — воскликнул я, поскольку не мог представить себе такое.
— Еще бы. У них весь набор: булимия, наркотики, дерьмовые бойфренды.
В какой-то момент я хотел спросить у нее, а не было ли у Лили точно такого же набора (включая дерьмовых бойфрендов). Но она уже сменила тему.
— Чем ты собираешься заняться? Вернешься на эту… как там ее? Я так толком и не поняла… На студию?
— Нет, — сказал я. — Определенно нет. Скорее всего я откопаю в столе наброски своего старого сценария и посмотрю, нельзя ли его куда-нибудь пристроить. Ближайшие год-два мне работать необязательно, хватит того, что оставила мне Лили. К тому же я всегда могу продать ее квартиру.
— Она оставила тебе квартиру?
— Так написано в последнем завещании, которое она успела составить перед смертью.
— Ух ты! И как ты к этому относишься?
— С чувством вины, как ты и надеешься.
Энн-Мари посмотрела на меня, будто прося извинения за свой бестактный вопрос.
— Хорошая квартира, — сказала она. — Квартира мне всегда нравилась.
— Я там уже раза два побывал, и это оказалось нелегко.
— Я бы с удовольствием снова взглянула на нее.
— Ладно, как-нибудь…
Я попросил у нее немного гашиша.
— Конечно, — сказала она. — Можешь оставить себе все.
У меня была идея, для реализации которой он мог пригодиться.
— Расскажи мне об этом своем сценарии.