Экскалибур
Шрифт:
Впереди река поворачивала к югу — там, как я знал, Балиг поднимет парус и ветер понесет нас прямиком к морю. Нам придется держаться отмеченного ивовыми прутьями фарватера, что пролегает между обширными мелями, до тех пор пока не окажемся на глубине, а уж там мы повернем от ветра и возьмем курс на думнонийское побережье. — Путь-то недолог, — ободряюще проговорил Балиг, поглядывая на тучи, — совсем недолог. Этот ветерок мы обгоним.
— А удастся ли лодкам держаться всем вместе? — осведомился я.
— Более-менее. — Балиг качнул головой в сторону лодки прямо перед нами. —
Всадники Нимуэ поджидали нас на длинной отмели, там, где река сворачивала на юг, к морю. Завидев нас, жрица выехала из толпы копейщиков и направила коня на мелководье, а подплыв еще ближе, я увидел, как двое ее воинов подтащили к ней пленника.
Сперва я подумал было, это кто-то из наших, захваченный со злополучной лодки, но затем узнал в пленнике Мерлина. Бороду ему отрезали, нечесаные седые космы трепал поднявшийся ветер, старик глядел на нас пустыми глазницами, но я готов был поклясться — он улыбается. На таком расстоянии лица я рассмотреть не мог, но ручаюсь вам, пока его волокли на мелководье — он улыбался. Он знал, что произойдет.
И я вдруг тоже все понял, но помешать ничем не мог.
Нимуэ выловили из этого самого моря еще ребенком. Банда работорговцев захватила ее в Деметии и повезла через Северн в Думнонию, но в пути разыгрался шторм и все корабли затонули. Команда и пленники пошли ко дну — все, кроме Нимуэ, которую вынесло на скалистый берег Инис Вайра живую и невредимую. Мерлин спас ребенка и нарек ее Вивианой, в угоду Манавидану, ибо Манавидан явственно возлюбил девочку. Строптивица Нимуэ отзываться на это имя не желала, но теперь я его вспомнил — вспомнил и то, что она избранница Манавидана, и понял, что Нимуэ вознамерилась прибегнуть к помощи бога, дабы обрушить на нас великое проклятие.
— Что она затеяла? — встревожился Артур.
— Не смотри туда, господин, — попросил я.
Двое копейщиков вернулись по мелководью на берег, оставив слепого Мерлина рядом с конем Нимуэ. Бежать старик не пытался. Просто стоял там, и седые его волосы развевались в беспорядке, а Нимуэ между тем вытащила из-за пояса нож. Кинжал Лауфродедда.
— Нет! — закричал Артур, но ветер унес его протест назад, путем нашей лодки, обратно через болота и тростники, обратно в никуда. — Нет! — заорал он снова.
Нимуэ направила друидический посох на запад, запрокинула голову к небесам и завыла. Мерлин словно прирос к месту. Наш флот плыл мимо, и, прежде чем поднять парус и стрелой унестись на юг, каждая из лодок проходила совсем близко от отмели, где стоял конь Нимуэ. Нимуэ дождалась приближения нашей осененной знаменами ладьи — и только тогда опустила голову и уставилась на нас единственным глазом. Она улыбалась, и Мерлин тоже. Теперь я видел происходящее как на ладони: Нимуэ наклонилась в седле, взмахнула ножом; Мерлин по-прежнему улыбался. Один резкий удар — вот и все.
Длинные седые космы и длинные белые одежды Мерлина окрасились алым.
Нимуэ завыла снова. Не в первый раз слышал я ее вой, но никогда не испытывал такого ужаса, ибо
Она соскользнула с коня и выпустила из рук посох. Мерлин наверняка умер быстро, но тело его все еще билось в агонии среди бурунов: казалось, будто Нимуэ борется с мертвецом. Кровь забрызгала белые одеяния, но алые потеки тотчас же смывала река: жрица пыталась оттащить Мерлинов труп поглубже в воду. Наконец, высвободившись из вязкого ила, покойник заскользил по воде, и Нимуэ вытолкнула его в струю течения, как дар господину своему Манавидану.
Воистину бесценный дар! Плоть друида — это средоточие великой магии, более могущественных чар во всем этом жалком мире нет, а Мерлин был последним и величайшим из друидов. Конечно, после него пришли и другие, но ни один не обладал ни его знанием, ни мудростью, ни хотя бы половиной его силы. Теперь всю эту силу вложили в одно-единственное заклинание — в воззвание к богу моря, спасшему Нимуэ много лет назад.
Нимуэ выхватила из воды посох, ткнула им в сторону нашей лодки и рассмеялась. Запрокинула голову и захохотала под стать безумцам, что последовали за нею с гор на эту прибрежную бойню.
— Вы уцелеете! — крикнула она нашей лодке. — И мы еще встретимся.
Тем временем Балиг поставил парус, широкое полотнище наполнилось ветром и стремительно повлекло нас к морю. Никто не произнес ни слова. Мы глядели назад — на Нимуэ и на белое пятно в круговерти серых волн: тело Мерлина следовало за нами на глубину.
Туда, где уже ждал нас Манавидан.
Мы повернули лодку на юго-восток, подставляя истрепанный парус ветру, и с каждой новой волной в желудке у меня нарастала свистопляска.
Балиг боролся с правилом. Все прочие весла мы втянули за борт, положившись на ветер, но сильный прибой сносил нас в сторону, упрямо разворачивая лодку носом на юг, парус беспомощно хлопал, а рулевое весло пугающе прогибалось. Однако всякий раз судно медленно возвращалось на курс, парус трещал сухо и звонко, как удар хлыста, и снова наполнялся ветром, нос лодки резко нырял в волны, а меня выворачивало наизнанку, и в горле скапливалась желчь.
Небеса потемнели. Балиг поглядел на тучи, сплюнул и вновь налег на правило. Налетел первый дождь, тяжелые капли сбрызнули палубу; грязный парус разом потемнел от влаги.
— Знамена снимайте! — заорал Балиг.
Галахад спешно свернул носовой стяг, а я между тем пытался совладать со знаменем на корме. Гвидр помог мне снять полотнище, но тут же в свой черед потерял равновесие, упал и ударился о планшир — лодка взлетела на гребень волны, и вода перехлестнула через бушприт.
— Вычерпывайте! — закричал Балиг. — Вычерпывайте! Ветер набирал силу. Меня вырвало за корму, я с трудом отлепился от борта и увидел, что остальной наш флот мечется в сером кошмаре бурлящей воды и летящей пены. Над головой у меня раздался треск: парус разорвался надвое. Балиг бранился на чем свет стоит. Покинутый берег превратился в темную полосу; еще дальше, подсвеченные солнцем, яркой зеленью сияли холмы Силурии, а повсюду вокруг нас сгущалась зловещая, сырая тьма.