Экспансия - 2

Семенов Юлиан

Не опираясь на факты, трудно утверждать что-либо с полной определенностью, но некоторые исследователи, как, например, Джозеф Пейдж в своем двухтомном труде <Перон>, опубликованном издательством Ксавьера Вергара в восемьдесят четвертом году в Барселоне, Буэнос-Айресе, Мехико и Сантьяго-де-Чили, утверждают, что, когда Перон получил назначение на работу в Чили, - а было это в тридцать шестом году, он уже стал подполковником, <теньенте коронель>, - именно там, в пригородах Вальпараисо состоялся первый контакт между секретной службой рейха и молодым военным из Аргентины.

Впрочем, этому посылу возражают другие исследователи, которые связывают факт выдворения Перона из Чили с тем, что левое правительство страны не хотело терпеть у себя дома

человека, открыто выражавшего свое негативное отношение к республике и ее политике, приближавшейся в чем-то к позиции <Народного фронта> республиканской Испании.

Но Перона, вернувшегося в Буэнос-Айрес в тридцать восьмом году, мало тревожили эти обвинения: в санатории умирала его молодая жена от рака почек.

Похоронив р ы ж у ю, которая так была к нему привязана, Перон купил машину и отправился в путешествие по бескрайней Патагонии. Он проехал через Вьедму, миновал Барилоче, жил в Андах, спустился к океану, изъездил всю Огненную землю и лишь в тридцать девятом году, накрутив двадцать тысяч километров, вернулся в Буэнос-Айрес.

(Именно в этом году Ева Дуарте объявила о своем намерении выйти замуж за кавалера Франсиско Де Паула.)

Семнадцатого февраля тридцать девятого года подполковник Перон отплыл в Европу на борту итальянского трансатлантического лайнера <Конте Гранде>, осуществлявшего рейсы между Европой и Латинской Америкой.

С июля тридцать девятого по конец мая сорокового года Перон проходил тренировку в альпийских подразделениях итальянской армии. Здесь, в Европе, он наблюдал, как Гитлер вошел в Варшаву, оккупировал Бельгию, Голландию и Францию; именно здесь он вкусил то, чего так недоставало его стране, жесткого, хрусткого п о р я д к а. Однако между п о р я д к о м и <новым порядком>, провозглашенным фюрером, была огромная разница, в которую посвящали только избранных, кому безусловно верили; Перона тогда еще только и з у ч а л и.

Рожденного в стране, где население было по своей сути интернационально, - громадная волна русских, югославских, английских, еврейских, немецких, украинских эмигрантов врастала в Аргентину легко: страна словно бы растворяла в себе пришельцев; не внуки даже, а дети эмигрантов теряли родной язык за три, от силы пять лет, становясь настоящими аргентинцами, даже распространенное сочетание букв <лл> произносили как <ж>, нигде в мире так не произносят, определишь человека сразу, тайна какая-то, - Перона не могли не коробить расизм Гитлера, его слепая ненависть к славянам, болезненный антисемитизм, брезгливость по отношению к неграм. <А там недалеко и до отторжения цветных, а ведь мамочка - индианка, разве можно так, кто на свете добрее мамочки, нежнее ее и умнее?!>

Когда он поделился этими своими мыслями с полковником итальянской армии Карло Алигьери, тот посоветовал:

– А вы не обращайте внимания на то, что вас ранит. Вы берите то, что нравится. Вам ведь нравится что-то в том эксперименте, который начали мы, фашисты, дети великого дуче Бенито Муссолини? Вам не может не нравиться то, что мы покончили с безработицей, прекратили изматывающую душу болтовню в парламенте, а вместо этого создали вертикальные профсоюзы, подчиняющиеся лишь логике и озарению руководителя? Вам не может не нравиться, что мы заставили рабочих стоять у станков, а не болтаться по улицам под красными флагами бунтовщиков? Вам не может не нравиться, не спорьте, и то, что мы благодаря этому - прессингу - построили для рабочих больницы, которых у них раньше не было, повысили им заработную плату и подняли социальную страховку. Вы возразите мне: <Да, но они поплатились за это потерей политических свобод!> И я вам отвечу, что они поплатились правом на болтовню и забастовки. Но их жен и детей интересует не болтовня, а жилье, хлеб, оливковое масло и кофе. И они это получили. При этом мы ограничили аристократов, контролируем банки, даем рекомендации промышленникам. Все это ныне в наших руках, подполковник, в руках дуче и Движения. И служим мы не кому-нибудь, а нации.

Вот так-то. Что же касается несколько аффектированного отношения Гитлера к славянам и евреям, то это с годами пройдет, уверяю вас. Как и всякое молодое государственное образование, рейх понял, что антисемитизм есть вполне понятное для всех людей объединяющее начало, вы же католик - не правда ли?
– а инквизиция именно под этим лозунгом провела объединение церкви... Да, конечно, жестоко, но и Ватикан отказался от гонения на евреев, как только была достигнута главная цель, столь угодная католичеству: спасение Европы от чуждых влияний.

– Каких?
– поинтересовался Перон.

Алигьери рассмеялся:

– А любых, подполковник! Любых, которые неугодны Ватикану. Не станете же вы спорить с тем, что, санкционировав аутодафе, папа думал о чем-либо другом, кроме блага большинства?

Перон углубился в изучение принципов вертикальных профсоюзов Италии и Германии, много, времени уделил исследованию вопроса об отношениях между государством, капиталом и рабочим классом в условиях режимов личной власти и, конечно же, более всего интересовался открытыми (пропаганда, конституционные ограничения) методами борьбы против того, что стало ненавистным ему еще в кадетской школе, - против коммунизма.

Затем он посетил Германию; там ему устроили ряд в с т р е ч, результатом которых явилась совершенно беспрецедентная поездка молодого подполковника на русско-германскую границу. Здесь, у Бреста, он наблюдал в бинокль красноармейцев, и сердце его впервые похолодело от странного, непонятного ему самому чувства изумления, страха и некоторого преклонения перед подполковником Пероном, который - единственный изо всех аргентинцев - получил право видеть врагов человечества воочию, лицом к лицу.

Когда он возвращался из Бреста в Берлин, полковник абвера, сопровождавший его, предложил оформить их отношения д е л о в ы м образом. Перон не обиделся; посмеявшись, он легонько потрепал полковника по плечу, заметив:

– Я уже не мальчик, и поэтому умею отказывать, но я и не старик, которому безразлично его будущее. Я - политик, мой дорогой оберст, прошу это запомнить и относиться ко мне, исходя лишь из этого моего качества.

(В это время Ева Дуарте получила роль в фильме <Еще одно несчастье народа>, снятом Луисом Байоном Эррера по сценарию Луиса Сандрини.

Тогда же она начала работать на <Радио Архентина> в кинематографическом конкурсе, проводимом журналом <Гуйон>; Ева Дуарте интервьюировала таких заметных деятелей культуры, как Хуан Хосе Пинейро Роланд, Глориа Грэй, Натан Пинсон, и близко сошлась с ними.

А в день, когда Перон, покинув Испанию, где его принимали франкисты, отплыл в Буэнос-Айрес, Ева выступила в главной роли в спектакле <Любовь Шуберта>, написанном Алехандро Касона и поставленном на <Радио Прието>, одной из самых мощных в то время станций страны.)

Восьмого января сорок первого года, вернувшись на родину, Перон получил довольно странное назначение - в Мендосу, профессором в школу горнолыжных подразделений; многие из его друзей расценили это как ссылку. Он вспомнил шутку, услышанную им в Мадриде, - именно в это время Франко раскассировал людей, с которыми начинал путч против республики, по посольствам (не хотел, чтобы в стране жили те, кто знал о нем слишком много); быстрые и острые на язык мадриленьяс говорили тогда: <Есть два вида послов: один - "чрезвычайный и полномочный", а второй - "посол к черту">.

(Именно тогда, в дни пика творческих удач Евы Дуарте, творческих, но не материальных, - жила впроголодь, экономила на хлебе и кофе, - некий человек из германского посольства, встретившись со <звездой>, передал ей подарок - восемь тысяч четыреста долларов США.

Равнодушно посмотрев на деньги, Ева поинтересовалась:

– У вас ко мне какие-то просьбы?

– Одна, - ответил немецкий дипломат, смущенно улыбаясь.
– Всего лишь одна.

– Изложите ее, - сказала Ева, по-прежнему не прикасаясь к деньгам.