Экспансия - 2
Шрифт:
_______________
' М е р к а д о - рынок (исп.).
Гомон был постоянным, он образовывал устойчивый гул, напоминавший чем-то тот, который на рассвете был слышен в Игуасу, когда Шиббл и Штирлиц проезжали мимо громадных, почти как Ниагарские, водопадов, только в предрассветье не было зыбкой радуги; раскаленное бесцветное небо, и солнце бесцветное, духота.
Роумэн шел по рынку, разглядывая товары, купил статуэтку Карла Маркса с трубкой мира во рту. Подарить бы такое сенатору Маккарти - немедленный инфаркт миокарда. Он не оглядывался, зная, что вот-вот Штирлиц подойдет к нему сзади, и
– Слушайте, - услыхал он голос Штирлица; тот стоял у него за спиной и разглядывал деревянную маску, сделанную из белого ствола пальмы, - за вами тут тоже топает высокий, крепкий парень, стриженный бобриком, в сером костюме; глаза маленькие, нос боксерский; он вышел за вами из самолета. Меняет его, как мне кажется, девка, похожа на здешнюю, в белом платьице с большим хурджином на боку; а парень постоянно ходит с портфелем свиной кожи, довольно толстым, в таких таскают разобранные автоматы, по облику американец.
– Спасибо, - не оборачиваясь, сказал Роумэн.
– Любимую высвободили?
– Да.
– Где она?
– Миссис Роумэн в Штатах. Вы убеждены, что за мной ходят?
– Да.
– Вы больше не прихрамываете... Что, это был камуфляж?
Штирлиц не смог скрыть улыбки, в чем-то даже по-мальчишески тщеславной:
– Заметили в зеркальце?
– Да.
– Это поразительная история, расскажу... Поболтаем здесь, пока ваш паренек не подвалил к нам? Или встретимся позже?
– За мной не было машины, я проверился. Все это довольно странно.
– Я очень рад видеть вас, Роумэн.
– Как ни странно, я тоже.
– Я вас подхватил в аэропорту, как только вы прилетели. Очень ждал. Постарайтесь вспомнить, фамилия Викель из лиссабонского ИТТ вам ни о чем не говорит?
– Нечего вспоминать, Португалия - не моя епархия.
– А Ригельт, штурмбанфюрер Ригельт, ничего о нем не знаете?
– Нет... А почему бы нам не поговорить в машине? Если увидим <хвост>, я смогу оторваться, да и вы не ковыляете больше, уйдете через проходные дворы, заборы-то соломенные, нырк - и нет!
– Идите первым, только попробуйте поскорее завести мотор, - Штирлиц усмехнулся, - тогда я к вам и сяду. Поезжайте к реке, в случае чего легко оторваться, дорога довольно широкая, преследование заметно, есть хорошие повороты в район порта. На всякий случай, я остановился на калле' Менендес Пелайо, семь, ателье художника Бенитеса. К вам в <Эксельсиор> идти нет резона. Телефон ваш знаю, позвоню два раза, опущу трубку значит, что-то экстренное; на почте, если <хвоста> ну будет, впрыгну в машину.
_______________
' К а л л е (исп.) - улица; аргентинцы произносят <кажже>
– В машине не могли сказать?– Роумэн, не оборачиваясь пожал плечами.– Что-то слишком уж вы конспирируете. Странно, что за мной топают, неужели в а ш и?
Они дошли до машины: Роумэн - впереди, а Штирлиц, то и дело
Рядом с <Фордом> никакой машины не было; в другом конце улицы в моторе разбитого <Джипа> без левого крыла копался парагваец в белых шортах и сандалетах на босу ногу. Машина экономического советника, постонав, сколько и было положено, наконец завелась, и снова в дрожащем, слоистом воздухе повисло бело-голубое облачко, цветом похожее на грозовую тучу.
Штирлиц быстро сел рядом с Роумэном и сразу же включил радио. Звука не было - мертво.
– Чья машина?– спросил Штирлиц.
– Нашего парня из посольства. Разгильдяй чертов! Не автомобиль, а катафалк, хотя набирает здорово, с места, словно двигатель форсированный... Ну, рассказывайте, старина, сзади чисто, мы одни.
Штирлиц опустился к радиоприемнику, пошарил в приборном щитке, нащупал что-то, жестом попросил Роумэна припарковаться; тот, недоумевая, притормозил возле обочины. Мальчишки, стоявшие до этого кругом и рассчитывавшие друг друга на игру, - как и во всем мире: <квинтер-финтер-жаба, энэ-бэнэ-раба>, - бросились к машине; в этом районе автомобиль был диковиной, а в центр их, рваных и босоногих, не очень-то пускала полиция.
Штирлиц уцепил пальцами проводок, присмотрелся - в отличие от других, запыленных и промасленных, - новенький; потянул его на себя, приподнял коврик, перегнулся через спинку кресла, вылез из машины, извиняюще улыбнувшись мальчуганам, которые сразу же что-то закричали про <гринго>, открыл заднюю дверь, приподнял сиденье, заглянул туда, запустил руку, вытащил маленький микрофон, выдернул из него шнур, что шел к приборной доске, и бросил ш т у к у Роумэну.
– Вот почему они не сидели у вас на <хвосте>, - сказал Штирлиц.– Ну, мудрецы ребята. Это в а ш и, Пол, это - не м о и, слишком уж современная штука. В рейхе таких не делали, закупали через Швейцарию у полковника Бэна. Теперь они засуетятся, так что давайте, жмите по второй дороге, я покажу, там есть съезд к реке, черт не найдет, и славный ресторанчик, подъезд просматривается со всех сторон и к тому же дают сказочную рыбу.
– Ну, вы и дьявол, - заметил Роумэн, косясь на крошечный микрофон с небольшим динамиком, - я бы никогда не додумался.
– Что, вас такой аппаратурой не снабжали в Мадриде?
– Нет. Я слышал про опытную партию, обещали, но, говорят, все загнали в Москву и Восточную Европу, там нужней. Значит, действительно, нас т о п ч у т мои, Брунн. Вы правы. А если все-таки в а ш и, значит, они так влезли в Штаты, что можно только диву даваться, грань государственной измены... Ладно, это тема для размышлений, когда я останусь один. Пока рассказывайте, что случилось.
...Выслушав Штирлица, он спросил:
– Ваша версия?
– Как вам сказать... Более всего меня, как ни странно, потряс Шиббл. Почему и он с Ригельтом? Каков смысл? Ведь он англичанин! Резон? Вы можете объяснить?
– Не могу.
– Занятно, нет?
– В высшей мере. Ригельта описать сможете?
– А я его нарисовал. Вам же приглянулась моя живопись у Клаудии... Вот, держите.
Роумэн глянул на кусок картона: портрет был выполнен в цвете:
– Тут и краски продают, в этой дыре?