Экспансия - 3
Шрифт:
_______________
' Тюрьма в Мадриде.
– Генералиссимус, ваши друзья ждут немедленных массовых манифестаций народа против вмешательства Совета Безопасности во внутренние дела Испании...
– Я не боюсь интервенции, - ответил Франко.– Да вы на нее и не решитесь, конгресс будет дискутировать, потом сенат, пройдет год, в это время Сталин войдет в Париж и вы пришлете сюда свои танки, потому что ф а ш и с т с к а я Испания окажется последним бастионом демократии на европейском континенте...
– Речь идет не об интервенции, - ответил Бэн.– Мы думаем включить Испанию в число государств, наравне с Турцией,
Через три дня с раннего утра сотни тысяч мадриленьяс начали стекаться на Плаца де Ориенте; даже площадь была выбрана алькальдом Мадрида Моррено Торесом не без умысла: народ поддерживает своего генералиссимуса на в о с т о ч н о й площади, Испания, таким образом, заявляет себя бастионом Запада; здесь генералиссимус и обратился к нации:
– Ни одна сила в мире не имеет права вмешиваться во внутренние дела страны! Это вызов великим принципам демократии и свободы, которым всегда следовала, следует и будет следовать Испания! Мы никому не позволим разрушить наше единство и наше общество всеобщего благоденствия! Никто и никогда не сможет забрать у нас ту свободу, которую мы завоевали в смертельной схватке с мировым коммунизмом!
Восторженный рев толпы, крики <Франко, Франко, Франко!> продолжались несколько минут; через час все радиостанции мира передали сообщение об этом фантастическом митинге в поддержку каудильо: полмиллиона человек продемонстрировали свою верность <диктатору свободы и национального возрождения>.
Через три дня Франко выступил в Сарагосе; на митинг было р е к о м е н д о в а н о прийти шестистам тысячам человек; впрочем, подавляющее большинство пришло добровольно - даже те, которые всего десять лет назад носили на груди портреты Дурути и Ларго Кабальеро; ах, память, память!..
– Мы должны сказать прямо и без обиняков, что живем в мире, который находится на грани новой войны, - провозгласил Франко.– Вопрос лишь в том, чтобы точно просчитать наиболее выгодный момент для того, чтобы ее объявить!
Через несколько дней сенатор О'Конски внес предложение об оказании экономической помощи Франко и развитии с Испанией торговых и культурных отношений; по всем европейским столицам прокатились мощные демонстрации протеста: <Два миллиарда долларов на развитие фашизма - позор Белому дому!>
Франко принял группу экспертов из Парижа; посмеиваясь, спросил:
– Когда ваше правительство снимет санкции против моей страны? Когда вы откроете границы? Или коммунистический подпевала де Голль получил приказ из Кремля продолжать слепую антииспанскую политику? Долго ли он ее сможет проводить? Мы же отныне союзники Соединенных Штатов, хотят того в Париже или нет...
...Когда Бэн улетал в Нью-Йорк, его провожал адмирал Кареро Бланко, самый доверенный друг генералиссимуса, не скрывавший и поныне своих симпатий к Гитлеру: <Это был великий стратег, великий антикоммунист, великий антимасон... Если бы не его чрезмерная строгость против евреев, он бы поставил разболтанные европейские демократии на колени>. Бэн поинтересовался: <А Россию?> Кареро Бланко убежденно ответил: <Он был слишком мягок со славянами. Там была необходима еще более устрашающая жестокость. Пройдет
...Уже возле трапа самолета (Бэн летал на новеньком <Локхиде>) Кареро Бланко сказал:
– Полковник, ваши люди почему-то оберегают некоего русского агента в Аргентине - очень высокого уровня и достаточно компетентного... Нам не известны ваши планы, вы нас в них не посвящаете, но вполне серьезные люди, конструирующие внешнеполитические аспекты государственной безопасности, а ей грозит большевизм, и ничто другое, - считают, что далее рисковать нельзя... Этот человек должен быть нейтрализован...
– Кого вы имеете в виду?– удивился Бэн.
– Некоего Макса Брунна, полковник. Он служил в мадридском филиале ИТТ, а теперь находится где-то в Аргентине...
– В первый раз слышу это имя, адмирал, - ответил Бэн.– Спасибо за информацию, я переговорю с моими друзьями...
КРИСТИНА (Осло, сорок седьмой) __________________________________________________________________________
Вернувшись в дом родителей, где пахло сыростью и торфяными брикетами, первые два дня Кристина пролежала на широкой кровати; она подвинула ее к окну, чтобы был виден фьорд; цветом вода напоминала бритву, прокаленную в пламени, - серо-бурая, с тугим, нутряным малиновым высветом; было странно видеть, как по этому металлу скользили лодки; доверчивость их хрупкой белизны казалась противоестественной.
...В магазинах продукты продавали еще по карточкам, хотя помощь из Америки шла ежедневно; хозяйка соседней лавки фру Йенсен, узнав Кристину, посоветовала ей обратиться в магистрат; на рынке она смогла купить несколько ломтиков деревенского сыра, булочку и эрзац-кофе; этого ей хватило; она сидела, подложив под острые лопатки две большие подушки, пила коричневую бурду и размышляла о том, что ей предстоит сделать в понедельник.
<Слава богу, что я купила в аэропорту сигареты, - вспомнила она, здесь это стоит безумных денег>. Глоток кофе без сахара, ломтик сыра и затяжка любимыми сигаретами Пола - солдатскими <Лаки страйк>– рождали иллюзию безвременья; несколько раз Криста ловила себя на мысли, что вот-вот крикнет: <Па!> Это было ужасно; иллюзии разбиваются, как зеркало, - вдрызг, а это к смерти, с приметами и картами нельзя спорить.
В воскресенье Криста достала стопку бумаги из нижнего ящика шкафа, оточила карандаш, нашла папку, в которой отец хранил чертежи, и снова устроилась возле окна, составляя график дел на завтрашний день; отец приучил ее писать рядом с каждым намечаемым делом - точное, по минутам, время: <Это очень дисциплинирует, сочетание слов и цифр символизирует порядок, вечером будет легче подвести итог сделанному>.
Своим летящим, быстрым почерком она записала:
9.00 - магистратура, карточки, работа, пособие.