Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Без глупостей, пожалуйста, — рявкнул Траунс.
Они вытащили его из каюты и отдали четырем египетским полицейским. Снид завыл.
Бёртон, говоря на местном диалекте арабского, обратился к Аль-Мустази:
— Несмотря на все мои угрозы, я бы хотел, чтобы он избежал самого худшего. Как только мы приземлились, я послал консулу свою болтунью. Я прошу его обращаться со Снидом с должным уважением. Британские чиновники возьмут его под свою опеку и отправят обратно через несколько дней, но нет необходимости говорить об этом ему. Пускай он думает, что ему предстоит пробыть в каирской тюрьме достаточно
Аль-Мустази прошептал что понял, поклонился и ушел.
Бёртон вышел из каюты и подошел к Траунсу и Честону. Вместе они направились в салон.
— Странно! — сказал Честон. — Почему он так упрямится?
— Очень странно, — заметил Бёртон. — И его поведение тоже очень необычно. Он все время глядел в потолок.
— Я тоже заметил, — буркнул Траунс. — И хотел бы знать, почему?
Все трое присоединились к Суинбёрну, Кришнамёрти, Бхатти и Герберту Спенсеру, которые уже расположились в салоне. Заводной философ не мог ни пить, ни курить, но наслаждался компанией и нуждался в расслаблении, несмотря на то, что его сознание являлось только электрическим полем, управлявшим машиной. С Покс на голове, он сидел у бара вместе с друзьями, цедившими виски с содой и глядевших на разбросанные огоньки домов и минаретов. Бёртон закурил одну из пользующихся дурной славой манильских черут, Траунс обрезал кончик значительно более дорогой индейской сигары Цветок Диндигула, а Честон и Кришнамёрти зажгли трубки. Ни Суинбёрн, ни Бхатти не курили. Поэт, однако, компенсировал это двойной порцией бренди.
— Не переборщи, — посоветовал ему Бёртон.
— Мне очень нужно, — ответил его помощник. — Расстроенные чувства. Вилли Корниш — замечательный молодой человек, и мне бы никогда не пришло в голову, что он будет защищать такого грязного мерзавца как Снид. А сейчас он исчез в трубах и, вероятно, не выйдет, пока не умрет от голода.
— Нужда заставит! — рявкнул Честон. — Заговорит. Расскажет нам, что задумал Цеппелин.
— Слюнявый носовой платок! — каркнула Покс.
— Не понимаю, — сказал Кришнамёрти. — Почему этот пруссак нанял негодяя, которого мистер Суинбёрн может узнать в мгновение ока?
— Быть может, он не знал, что мы уже встречались со Снидом, — предположил Бхатти.
— Ба! — фыркнул Траунс. — Слишком много совпадений. Есть что-то еще, чего мы не видим, запомни мои слова, парень!
Бёртон задумчиво кивнул.
— Согласен, — прошептал он. — Здесь какая-то более глубокая тайна.
Доктор Квайнт и сестра Рагхавендра вошли в комнату и начали зажигать масляные лампы. Бёртон встал и подошел к юной женщине.
— Здравствуйте, Садхви. Как идут дела, справляетесь с вашими обязанностями?
— Здравствуйте, капитан Бёртон. Да, это был тяжелый день. А мне еще надо спуститься в кухню и помочь мистеру Батлеру и мисс Мейсон с ужином, который должен быть приготовлен, съеден и убран. Только потом я отправлюсь в свою каюту на заслуженный отдых. Я принесла с собой том мистера Суинбёрна «Поэмы и Баллады», но не помню, куда его засунула. Может быть, вы спросите его, нет ли у него лишней копии?
— Можете занять мою. Я попрошу Язву отнести его вам. Однако я должен предостеречь вас — он очень пылкий
— Так я и слышала, но я из Индии, капитан. Я не страдаю застенчивостью, нерешительностью или обмороками, как ваши английские дамы.
Бёртон улыбнулся.
— Значит, вам очень повезло.
Возвращаясь обратно к друзьям, на полпути через маленькую площадку для танцев, королевский агент внезапно остановился и уставился в потолок.
— Клянусь святым Иаковом! — прошептал он. — Неужели? Но это безусловно все объясняет!
Потом он сел рядом с друзьями и взял стакан, но остальные заметили на его лице отсутствующее выражение.
— Что вам пришло в голову, капитан? — спросил Бхатти.
— Хмм? О, я просто... просто подумал о... хмм... о Кристофере Ригби.
— Ой! — воскликнул Суинбёрн. — Он приносит одни неприятности!
— Кто такой Ригби? — спросил Герберт Спенсер.
— Вонючая лошадиная кормушка, — свистнула Покс.
— Совершенно верно! — заявил Суинбёрн. — Лейтенант Кристофер Палмер Ригби — наш консул в Занзибаре и упрямый осел первого класса. Во время службы в Индии Ричард неоднократно побеждал его на языковых соревнованиях, и Ригби, прирожденный неудачник, очень хорошо это помнит. Наш мерзавец сделал карьеру, черня репутацию нашего друга. Я бы хотел щелкнуть эту чертовую гончую по носу!
— Спасибо, Алджи, — сказал Бёртон и продолжил: — Ригби и я участвовали в восточно-индийской компании Восемнадцатого бомбейского полка в Скинде и с самого начала он проникся ко мне иррациональной ненавистью. Так что, как только мы приземлимся в Африке, у нас будет много неприятностей с ним.
— Королевский агент! — рявкнул Честон. — Власть!
— Иметь власть — это одно, — ответил Бёртон, — но ожидать от человека вроде Ригби уважения — совсем другое.
За следующий час он не сказал ни слова, и даже когда их пригласили поужинать вместе с капитаном, исследователь казался настолько погруженным в себя, что опасно близко подошел к невежливости. Вскоре, пробормотав несколько слов о необходимости поработать над дневником, он вернулся в каюту.
Бёртон зажег лампу, поставил ее на пол, потом разделся, помылся, надел пижаму и завернулся в джуббу. Потом зажег черуту, опустился в кресло и расслабился, погрузившись в медитацию.
Сигара погасла.
Прошло два часа.
Он не шевелился.
Потом: Здесь!
Слабый шум, едва слышный скрип.
Он ждал.
И опять едва различимый скрип.
Протекло еще несколько минут.
— Ты должен был попросить, прежде чем позаимствовать у сестры Рагхавендры «Поэмы и Баллады».
Молчание.
Он опять заговорил:
— Ты сделал из Винсента Снида козла отпущения. Не могу сказать, что мне жалко этого негодяя, но почему? Чего ты добиваешься?
Тридцать секунд молчания.
Наконец послышался слабый шепоток:
— Отвлечения, капитан Бёртон.
— Так ты здесь. Привет, парень! Правильно ли я решил, что Снид и Вилли Корниш протащили тебя контрабандой на корабль в замененной секции трубы?
— Да. Я приказал предыдущей паре чистильщиков воронок повредить секцию, чтобы мне было легче проникнуть на корабль.