Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
Он взял фляжку из пояса и отпил из нее.
— Ты как-то говорил, — сказал Бёртон, — что во всем этом виноват Пальмерстон.
— Да.
— А теперь ты говоришь, что причина империализма — животные импульсы. Тем не менее, я считаю, что никто дальше не ушел от природы, чем Пальмерстон!
— Ха! — фыркнул Уэллс и протянул фляжку Бёртону. — Неужели тебе никогда не проходило в голову, что, стараясь победить природу в себе, он на самом деле указывает свою наиболее уязвимую черту? Все это евгеническое лечение, Ричард — метка Зверя!
— Хмм! Может быть.
— И где в твое время природа
Бёртон безнадежно покачал головой.
— Не знаю, как вы можете терпеть это.
— Иногда у меня появляется надежда, — ответил Уэллс. — Иначе я бы уже не жил.
Бёртон глотнул из фляжки. И закашлялся, когда бренди обожгло горло.
— Я ожидал воды! — каркнул он.
Уэллс какое-то время смотрел, как две стрекозы носятся вперед и назад над цветами.
— Ирония, — тихо сказал он.
— В чем?
— Что я сражаюсь с немцами.
— Неужели?
— Да. Ницше, в некотором отношении, расширил убеждения, которые у меня были в юности, и меня до сих пор привлекает его философия. — Уэллс посмотрел на Бёртона. — Кстати, ты оказался прав. Ницше действительно захватил власть в 1914, и Распутин умер в том же году. Согласно нашим секретным агентам, он получил кровоизлияние в мозг. Это произошло в Санкт-Петербурге, так что вряд ли это твоих рук дело — если, конечно, ты не обладаешь сверхъестественной медиумной силой, и тогда я просто обязан как можно скорее доставить тебя к полковнику Кроули.
Бёртон покачал головой.
— У меня нет таких талантов, Бёрти. А какая у Ницше философия?
Уэллс вздохнул и какое-то время молчал. Потом заговорил:
— Он предлагает создать совершенно новый тип человеческого существа. Такой, который преступает пределы своей животной природы.
В глубине сознания Бёртона неприятно зашевелилось воспоминание. Он протянул руку, сорвал с пригорка цветок и поднес с лицу, любуясь лепестками. Но они не помогли что-нибудь вспомнить.
— Греческое Hyperanthropus? [23] — спросил он.
23
Сверхчеловек, (греч.).
— Очень похоже. Но он использует термин Ubermensh [24] . Человек, свободный от искусственных ограничений морали. — Уэллс презрительно хмыкнул. — Мораль! Ха! Мы постоянно призываем Бога, когда клянемся или ручаемся, хотя знаем, что он мертв. Твой Дарвин полностью убил его, и концепция морали, сверхъестественным путем вложенной в нас при рождении, должна была умереть вместе с ним.
Бёртон протестующе поднял руку и шумно выдохнул:
24
Сверхчеловек, (нем).
— Пожалуйста! — воскликнул он. — Дарвин никогда не был моим!
—
Бёртон какое-то время обдумывал его слова, потом сказал:
— Если я правильно тебя понял, отсюда следует, что дух времени — само время — преследует какую-то полезную цель.
— Да. Ницше постулирует, что, живя так как сейчас, мы препятствуем надлежащей связи со временем. Мы неправильно понимаем его. Мы видим только один его аспект и разрешаем ему управлять нами. Это привязывает нас к материальному миру. Только став Ubermensh'ем человек может выйти за его пределы.
Небо внезапно потемнело. Солнце начало садиться.
— Насколько я могу судить ты не Ubermensh, верно? — сказал Уэллс. — Тем не менее, ты каким-то образом игнорируешь обыкновенные ограничения времени.
Бёртон криво улыбнулся.
— Очень сомневаюсь, что я то, к чему так стремится Ницше.
Он протянул руку к цветам и лениво погладил плоский мшистый камень.
— Бересфорд. Вот кого я пытался вспомнить. Генри... гмм.. Генри де ла Пое Бересфорд. Да! Безумный маркиз! Бисмалла, Бёрти! Идея Ubermensh'а замечательно похожа на то, к чему стремился создатель движений либертинов и развратников. Он постоянно думал и говорил о том, что называл сверхнатуральным человеком, и его вдохновлял этот... этот... как его, черт побери!
— Кто? — заинтересованно спросил Уэллс.
— Джек-Попрыгунчик!
— Сказочный персонаж?
— Эдвард Оксфорд!
— Ты имеешь в виду человека, убившего королеву Викторию?
— Да — и нет.
— По-моему ты несешь чушь, Ричард.
— Я... я пытаюсь вспомнить.
Бёртон яростно поскреб камень, как если бы, отчистив его ото мха, мог прочистить свою затуманенную память.
— Либертины, — сказал Уэллс. — Мне кажется, что они какое-то время противостояли технологистам, а потом благополучно скончались то ли в 70-ые, то ли в 80-ые годы.
Бёртон не ответил. Он наклонился вперед и нахмурился. Уэллс с любопытством посмотрел на него, потом подошел и встал рядом. Откинув цветы, он посмотрел на плоский камень.
— Это буквы? — спросил он.
— Да, — прошептал Бёртон. — Какая-то надпись.
Уэллс порылся в кармане и вытащил нож.
— Вот, используй.
Бёртон взял его и счистил мох. Открылись слова. Они прочитали:
Томас Манфред Честон
1816-1863