Эксперт № 31 (2013)
Шрифт:
Решая социальные задачи, по-видимому действительно важные и назревшие за счет использования на это нефтяных денег, которые раньше отсекались от проникновения в экономику, руководство страны загнало себя (и страну) в «голландскую ловушку».
По мнению МЭР, курсовая политика ЦБ требует существенной корректировки. «Политику плавающего курса рубля можно осуществлять по-разному, — изложил нам позицию своего ведомства Андрей Клепач. — Переход к модели таргетирования инфляции можно осуществлять с разной скоростью. На наш взгляд, необходимы временные паузы в этом переходе. Можно более активно влиять на курс интервенциями ЦБ, ориентируясь не только на текущую ситуацию, но и на ту, которая может возникнуть в среднесрочном периоде. Мы считаем целесообразным мягкое управление динамикой реального курса рубля с целью избежания угнетающего воздействия избыточно тяжелого рубля на российскую промышленность».
Банки,
Весьма любопытным оказалось сочинское выступление председателя совета директоров МДМ-бнка, экс-зампреда ЦБ Олега Вьюгина . Вот как он скалькулировал нынешний средний уровень кредитной ставки: «Сегодня стоимость пассивов у банковской системы где-то 6–7 процентов, то есть на уровне инфляции. Но банк закладывает стоимость риска. На сегодняшний день, если поспрашивать, честно никто не скажет, но процента три, я думаю, закладывают банки. И любопытно, что все банки таргетируют маржу четыре-пять процентов, чистую маржу. И в результате мы получаем четырнадцать. Вот с чего начинается стоимость кредита для корпоративного заемщика. Где мы можем добиться снижения? Снижение стоимости пассивов — это все-таки, наверное, инфляция и маржа».
Нам в «Эксперте» уже приходилось высказываться (см. «Ростовщики, а не партнеры», № 9 за 2013 г.), что каждая из составляющих стоимости кредита может быть снижена самими банками — без указов президента, решений ЦБ и еще до достижения западных темпов инфляции в 2–3% годовых. Высокая стоимость привлеченных средств, по крайней мере в части депозитов населения, — явная блажь банкиров, окончательно развративших своими нереально высокими ставками если не всех россиян, то уж точно жителей крупных городов. В той же Германии уже более двух лет средняя доходность частных депозитов устойчиво ниже инфляции. И ничего — небо не падает на землю, глава Бундесбанка не пускает себе пулю в висок, а бюргеры продолжают нести в банки свои сбережения. Притязания на чистую маржу и оценки рисков у отечественных банкиров тоже изрядно завышены. В этом смысле очень показательна ремарка Путина в ответ на выкладки Вьюгина: «Мне кажется, что и маржа, и стоимость риска — это вещи очень гибкие. В еврозоне... нет ни одной непроблемной страны. И они все-таки и риски свои оценивают по-другому, и маржу меньшую закладывают. Мы не атакуем так наши финансовые учреждения, как атакуют их на Западе. Мы исходим из того, что представители этого сектора экономики реально начнут оценивать ситуацию в нашей собственной стране, и свою роль, и тот объем помощи, который мы в трудные времена всегда оказывали и продолжаем оказывать этому сектору экономики. Поэтому нужно поговорить и о стоимости рисков, и о марже».
Путин подчеркнул, что волюнтаристские решения здесь будут исключены. Хотя, на наш вкус, в отношении госбанков у государства есть полное право и даже обязанность сформулировать внятные ориентиры по уровню предельной маржи и даже потолков конкретных уровней процентных ставок.
Как увеличить денежное предложение
В области денежной политики МЭР считает невозможным сохранение статус-кво, однако понимает, что простых решений нет. «Конечно, речь не идет о банальном снижении ставок прямого репо — основного канала короткого рефинансирования коммерческих банков Центральным банком, — рассуждает г-н Клепач. — Краткосрочные ставки — и по операциям репо, и межбанковские — у нас и так сейчас на уровне или даже чуть ниже инфляции. А вот ориентиры по уровням долгосрочных процентных ставок ЦБ сейчас никак не формирует. Пенсионные накопления слабо участвуют в формировании банковских пассивов. ВЭБ сейчас вкладывает деньги “молчунов” преимущественно в государственный долг, а мог бы — в инфраструктурные облигации. Первые шаги в этом направлении сделаны: ВЭБ купит инфраструктурные облигации РЖД. Еще один резерв для инвестиций внутри страны — Фонд национального благосостояния. Средства фонда могут предоставляться ВЭБу и другим госбанкам на возвратной и платной основе (скажем, под три процента годовых — нынешняя доходность размещения средств ФНБ за рубежом составляет два процента) для инвестирования в приоритетные для государства проекты».
Андрей Клепач считает, что помимо конкретных шагов по корректировке ключевых параметров денежной, курсовой и бюджетной политики чрезвычайно важен фактор доверия, определенности. Когда правительство окончательно решит, какие проекты, в каких объемах и сроках оно будет поддерживать и продвигать, это само по себе послужит серьезным стимулом для активизации инвестиционной активности в частном секторе. Скажем, пока так и не принято окончательное решение о строительстве высокоскоростных магистралей. Если до августа неопределенность сохранится и проект не попадет в бюджет на следующую трехлетку, РЖД не будет развивать его самостоятельно. Нет определенности с господдержкой крупных проектов Федеральной сетевой компании и «Газпрома». Примеров, увы, можно привести еще множество. И дело не только в
«Это не только вопрос настройки бюджета, — говорит Андрей Клепач. — А вопрос способности государства проводить системную стратегическую долгосрочную политику. Без великих идей и проектов не может быть высоких темпов роста. Латанием дыр развитие экономики не ускоришь».
Денежный ледниковый период
Идеи новой денежной политики встречают крайне жесткое сопротивление. Глава ЦБ Сергей Игнатьев, например, заявил на совещании в Сочи, что ставка кредитования не имеет существенного значения для экономического роста, так как она всегда была в России высокой, в том числе в период, когда экономика росла с темпом 6–7%. Другое соображение банкира состоит в том, что и при ныне действующей ставке темп кредитования экономики в последний год составил 12% годовых в реальном выражении, а это немало.
Прокомментируем эти соображения. Первое. Конечно, ставка процента никогда не была такой высокой, как сейчас, если говорить о реальной ставке процента, то есть о проценте, по которому дают кредит, минус инфляция. За счет относительно высокой инфляции с 2000-го по 2008 год реальная ставка в основном находилась в диапазоне от 0 до 2%, частенько ныряя и в область отрицательных значений (см. график 2). После кризиса реальная ставка находится в диапазоне 2–6%, если судить по данным о средней ставке кредитования предприятий, публикуемым ЦБ, и в последние месяцы интенсивно растет. Если же брать «обычные» для бизнеса в регионах ставки, то если в 2000-е кредиты давались под 20% годовых, а инфляция была 15%, то есть реальная ставка равнялась 5%, то сейчас кредиты даются под те же 20% (и больше), но инфляция уже всего 7%, то есть реальная ставка — 13%. Как говорится, почувствуйте разницу.
Второе. Темп роста выдачи кредитов реальному сектору после кризиса действительно был довольно высоким. Отчасти этому способствовало фактическое денежное смягчение 2009–2010 годов, которое вселяло во многие сектора надежду на рост, отчасти это было связано с пролонгацией ранее взятых кредитов, отчасти — с авантюризмом заемщиков и желанием банков зарабатывать. Как бы то ни было, это время закончилось. С начала нынешнего года банки фиксируют резкое падение спроса на кредиты и ужасающие балансы заемщиков. Не видеть этого и не признавать, что первопричиной такого положения дел является немотивированная, непригодная для нашей экономики жесточайшая денежная политика двух последних лет, по меньшей мере абсурдно.
«Недостаток денег — одна из главных проблем строительной отрасли. За последние пять лет ставки выросли с 12 до 25%, но даже по этим ценам строители не могут взять деньги в банках, так как стоимость залогов уже в полтора раза больше стоимости кредитов», — говорит глава Гильдии управляющих и девелоперов в Екатеринбурге Андрей Бриль . «В тот же крупный рогатый скот нужны кредиты на десять-пятнадцать лет под 2–3 процента годовых. Об этом сегодня даже помыслить невозможно», — говорит глава национальной мясной ассоциации Сергей Юшин . Аналитический центр «Эксперт Урал» шесть лет мониторит инвестиционные проекты региона. И фиксирует катастрофическое падение инвестиций. В 2011 году суммарная стоимость всех запущенных проектов составляла 63 млрд долларов. В 2012-м — всего 21 млрд. Все предприниматели говорят одно и то же: главная проблема — дороговизна денег. Странно, но факт: сотни людей, которые занимаются в стране бизнесом, ошибаются и не видят того, что видит глава ЦБ — что стоимость и доступность кредита никак не влияет на экономическую активность в стране.
Однако и макроанализ показывает нам, что в последние годы в области денежной политики в России произошли кардинальные и опасные изменения. На протяжении всего благополучного десятилетия темпы роста денежной массы находились в диапазоне 35–50% в год (см. график 3). Правда, это было связано не с политикой ЦБ, а с ростом экспорта и притоком в Россию внешней ликвидности, но, как бы то ни было, количество денег быстро росло. Номинальный ВВП в этот же период рос процентов на 20–25 в год. Таким образом, превышение темпа роста денежной массы над ВВП составляло примерно 15–25 пунктов — это означало, что экономика насыщалась деньгами, был явно виден растущий денежный спрос, который позволял расширять бизнес. Первые два года после кризиса, пока экономику «спасали», денежная масса опережала ВВП примерно так же. А вот в 2011 и 2012 годах — еще раз подчеркнем — впервые за многие годы скорости роста денежной массы и ВВП стали одинаковы. Милтон Фридман учил, что такое положение вещей недопустимо, опасно даже для сложившейся стабильной экономики, а для нашей это должно обернуться катастрофой.