Экспонат руками не трогать
Шрифт:
Не могу сказать, что совсем не испытываю страха. Однако стоило принять решение, и как будто стало легче, хотя одному Богу известно, прав ли я, поступив таким образом, или совершил страшную ошибку…
– Как это страшно… полная безысходность, – прошептала Катя, – ну а дальше?
– А дальше стихотворение.
– И больше ничего? – удивилась Катя.
– Вот и мы удивлялись. Как же так? Последние страницы дневника – и вдруг стихи… несколько четверостиший, написано небрежно, второпях, строчки прыгают. Я их еще раньше проглядел, прямо скажем, перевод не без странностей, попахивает отсебятиной. Казалось бы, дед так не работал. Если уж переводил, то каждая строчка звенела!
начал было вслух читать Кир, но остановился, – хотя, нет… это опустим, тут все звучит вполне традиционно, ничего не смущает. Автор объясняет, что в поисках мудрости, некоегоистинного знаниясовсем не обязательно отправляться в далекие края потому, что обрести его можно рядом со своим домом… Как он пишет, лишь стоит открыть дверь, сделать несколько шагов по саду и войти в некий шатер, предварительно прочтя надпись, высеченную над входом. Вот здесь и появляются строчки, вызывающие недоумение:
Благие наши помыслыслова рождают,А те, в дела благие обратившись,сулят спасенье…Каждому, кто твердов жизни это соблюдает.Все так, но естьодно сомненье.– Вот именно, что сомненье, и, лично у меня, даже не одно! – снова прервал чтение Мельгунов. – Ладно, пропустим слова Заратуштры, который хотя бы по географическому признаку близок Хайяму, но как объяснить следующее четверостишие, которое нас с Донатом повергло в состояние шока:
Известно исстари,что помысел благоймостит дорогу в ад,к горнилам Ахримана,куда вхож всякийс черною душой.Страж у ворот неспрашивает титула и сана.– Благими помыслами вымощена дорога в ад – откуда здесь это, действительно странно! – догадалась Катя.
– Дело в том, что это хорошо известное каждому христианину высказывание имеет значительно более позднее происхождение, Хайям просто не мог его знать, – вступил в разговор Донат.
– Как же интересно! И к какому вы пришли выводу? – спросила Катя.
– Подождите, без последнего четверостишия будет непонятно, – остановил ее Малов.
Однако не терзайсямыслею тревожной.Мощь князя тьмыуже не так сильна.До времени укрытыйДаром Божьим,он был пленени получил сполна.– Ну вот и финальные строчки, в которых мы сразу обратили внимание на то, что слово «Дар», а не только «Божий», написано с заглавной буквы. Это нас заинтриговало. Решение подсказала случайность. Донат вспомнил, что недавно был на крестинах, младенца нарекли Федором, иначе Теодором, что в переводе с греческого значит Дар Божий или Богоданный. Это и послужило толчком, поскольку дед тоже был Федор, – сказал Кир и после
– Точно! И чтоб не понял посторонний! – догадалась Катя.
– Афоризм заканчивается словом «ад». Ад, Ахриман, Ангра-Майнью, абсолютное зло – возможно, об этом хотел сказать автор. Подвести, так сказать, к нужной теме, – высказал предположение Малов.
– Донат, ты абсолютно прав. В последних строчках читаем, что это зло, «князь тьмы» уже не так страшен, не так силен, потому что «до времени укрыт Даром Божьим», то есть зарыт, предан земле. Таким образом, стихотворение, поначалу показавшееся нам полной нелепицей, лишенной всякого смысла, оказалось тайным кодом, шифром! И притом так хитро, изобретательно выполненным.
– Гениально! – с уважением поглядев на Мельгунова, произнес Севка.
– Стало быть, над входом беседки была надпись? Этого я, конечно, не помню, – сказала в задумчивости потрясенная Катя.
– А саму беседку помните?
– Конечно, я вам даже фотографию показывала…
– Скажите, Катя, вы случайно не знаете, как давно разобрали беседку? – робко остановил ее Кир. – И кто ее разобрал?
– Да никто, сгнила и завалилась потом сама от ветра или снега. А после гибели сына Кошелеву было не до того, он просто взял да и сжег рухнувший остов.
– Получается, ваш сосед про клад ничего не знал? – подытожил Малов.
– Конечно, не знал. Когда мы нашли труп и увидели яму – она была свежая, туда даже листьев почти не нападало, – подтвердил Сева.
– Получается, что вашего соседа убили из-за истукана. Но о кладе никто не мог знать! – воскликнул Малов.
– Значит, кто-то узнал… – быстро проговорила Катя.
– Дичь какая! Кто? – воскликнул Кир.
– Похоже, дело приобретает совсем другой оборот. Без полиции нам не обойтись, – сказал Малов.
– Ой, только не в полицию. Они все равно ничего не будут делать! – возразила Катя.
– Подождите, у меня в областной прокуратуре работает друг, бывший одноклассник, – обрадовался Мельгунов.
– Слушай, Кирушка! Насколько я понимаю, все необходимые доказательства, что в земле лежала ваша собственность, у тебя имеются. А вдруг в самом деле все отыщется… и станешь ты настоящим богатеем! – сказал Малов.
17. Из дневника Федора Мельгунова. 1933–1940 гг.
Октябрь 1933 г.
Весь сентябрь было много работы. Головы не поднимал. Готовил к выпуску «Антологию персидской поэзии».
Капа тоже днюет и ночует в институте. Толик все время на попечении Наты. Вечерами, когда мы с Капой возвращаемся домой, декламирует нам стихи. У него хорошая память.
Он уже вовсю сам читает и учится писать.
Широко отметили в музее юбилей Денисова. После которого получили приглашение на Ольгин дебютный спектакль. Давали «Евгения Онегина». Что за чудо эта ее Татьяна! Ольга – настоящая звезда. После спектакля большой компанией заехали в «Метрополь». Капа осталась дома, она страшно нервничает по поводу предстоящей защиты (предпол. конец декабря, начало января).